Повести о Ломоносове (сборник). Сергей Андреев-Кривич

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ и никого в комнате нет. Прискучило это мне сидеть. Дай, думаю, похожу, ноги затекли. Пошел я, а на столе книга большая раскрытая лежит, исповедная книга по холмогорскому соборному приходу. Взглянул я по любопытству; переложил один лист, другой. И вот вижу – Ломоносовы. И там значится, что Василий Дорофеевич Ломоносов и законная его жена Ирина Семеновна были у исповеди. И тут же проставлено, что Михайло Ломоносов в сем году, 1728-м, у исповеди не был. И написано, почему не был. По нерадению. Прямо так и написано. Запись та не для всех глаз, вроде тайная. И думаю так: дело о Михайле пошло куда повыше. Там ему решение и будет. Коготок увяз – всей птице пропасть. Видел я ту запись два дня назад. Ты мне ничего не сказывал. Стало быть, ничего о ней не знаешь?

      Сабельников молчал.

      – Ты что же? – спросил его Шубный.

      – За такие дела наказание немалое.

      – Вот и я так думаю. И по-всякому дело повернуть можно. А как ты да я – мы учителя его, которые грамоте еще наставляли и потом наукам обучали, то нам его и остеречь. Вот и давай совет держать. Потому к тебе и пришел.

      – По этому делу?

      – Мало ли?

      – Нет.

      Ни к кому не обращаясь, Сабельников сказал:

      – Человеку в жизни к настоящему его месту приставать следует.

      И, сказав это, он задумался. Вот он – дьячок местной церкви. И столько уж лет. Ему теперь пятьдесят шесть. Так, значит, всю жизнь на том и провековал. А ведь когда в подьяческой и певческой школе при Холмогорском архиерейском доме учился, первым учеником был. Ему эти мысли в голову часто и раньше приходили. И когда сам себе говорил он: сыт, мол, обут, одет, жена и дети не по миру ходят, будто успокаивался. Но, однако, ненадолго: червь начинал точить ему сердце, и понимал он, что не только такая, как его, жизнь и бывает.

      Шубный же будто еще нарочно разбередил рану:

      – И по книгам ты умудрен, читал много книг и умом суть проницать любишь.

      – Что ж, помалу мудрствуем. Не грех.

      В голосе Сабельникова слышалась скрытая досада. Посмотрев искоса на Шубного, он спросил:

      – Исповедуешь меня, что ли?

      – А не только на исповеди правду говорить.

      – О какой правде думаешь?

      – О той, Семен Никитич, в которой человек, не боясь, сам себе признаётся. Самая большая правда.

      – Ага! Ну-ка, прямо по ней, Иван Афанасьевич, теперь сам и признайся. Ты сам на своем месте ли? Достиг?

      Шубный рассмеялся. Он смеялся долго и невесело.

      – Эх, Семен, Семен!.. То ли ты, значит, больше преуспел, то ли я. И не разберешь. Не тягаться нам промеж себя, стало быть, – чья удача боле и чья пересилит. В Михайле-то крепкая хватка. Многое может осилить. Но что?.. Однако стороной мы пошли. Давай про дело, с которым к тебе пришел. Беду-то от Михайлы не отвратить ли как?

      – А беды Михайле не будет.

      – Это почему же?

      – Михайло по весне болел и у исповеди быть не мог. Вовсе не по нерадению случилось это.

      – Болел? Что-то не припомню. Какой такой болезнью?

      – Обыкновенной.

СКАЧАТЬ