месте, был нарасхват. Держась со странной для технического работника вежливостью, существовал при этом отстраненно, не откровенничая с начальством, не выпивая с мастерами, отказываясь даже от чая и домашних пирогов в дни рождения девушек из бухгалтерии: отделывался, когда уж очень наседали, избитыми фразами и словечками. От его ловкости зависела работа всего филиала, и ему прощали всё, даже прогулы: он собирался поступать в консерваторию, и его часто видели в городе в рабочее время. Такого загадочного и насмешливого молодого человека в простецкой провинциальной жизни Татьяне не попадалось, и скоро она стала украдкой следить за ним. Ей казалось, что и она ему нравится. В конце дождливого и прохладного, поздно зазеленевшего июня, практика была окончена и в этот последний день Картушева на работе не было, хоть плачь, но через неделю был юбилей завода и молодёжный вечер, который завершал официальный обряд. Она видела, что он заметил её, но был вдалеке, а потом ещё и ещё раз отыскал её взглядом, и она подумала, что он сейчас подойдет и пригласит её танцевать. Когда он уже собрался двинуться к ней – она это чувствовала – окружающие стали уговаривать его спеть пару песен, и он, сначала привычно отшучиваясь, вдруг согласился, запрыгнул на сцену и там, совсем по-хозяйски, один, выкатил и развернул на авансцене огромный черный рояль, приладил стойку с микрофоном и стал возиться с проводами и черным ящичком, одновременно пробегая правой рукой по клавишам. Аккорды, ритм – и, стоя неудобно для себя – она видела, как он подсовывал ногу под рояль, к педалям – он сразу вдруг как-то чисто и звонко, на английском, запел в микрофон «Yesterday», потом не допев, пробежался по клавишам – и из «Yesterday» вышло уже «Полюшко-Поле», а из него проклюнулся сначала непонятно кто, но быстро взмахнул крылышками и широко полетел над залом «Отель Калифорния»; присутствующие подпевали и танцевали, удержаться было невозможно, она тоже пела вместе со всеми. А он вдруг осадил всех повторами одного и того же аккорда: бум-бум-бум и бум-бум-бум – и пошло-поехало разбитное попурри из советских шлягеров, автоматически закипавших в крови у каждого – и она смеялась от удовольствия и была горда за него. Он провожал ее после вечера, болтали ни о чём, смеялись и было удивительно хорошо, и попрощались легко, как друзья. Хотя понятно было, что никакие не друзья: в конце стояли друг напротив друга и молчали, поглядывали и улыбались. И никто ни к кому не лез. Уже в постели она вдруг подумала: а ведь ничего хорошего, плохо, что ему всё про неё понятно, и плохо, что ему легко, помолчали-поулыбались, а она тут как на ладони: сама пришла, хотя практика уже закончилась, мало того, еще и говорила взахлеб, не сдерживаясь, и чего только не наговорила, и эта её, до ушей, улыбка – она тут огорченно замычала и скривилась, и сильно расстроилась. Потом ждала его звонка, а он не звонил. Ему понятно стало, что только тронь эту детскую жизнь, как будто для тебя приготовленную, протяни руку и возьми –
СКАЧАТЬ
