Обручник. Книга первая. Изверец. Евгений Кулькин

Чтение книги онлайн.

      Ну а поскольку солнце там было совсем обычное и море тоже, то вскоре, обнаглев, я стал проникать в те уголки, которые были огорожены предотвращающей проникновения сеткой. И однажды столкнулся с каким-то старичком, что одиноко сидел под образующим тень грибком.

      Я вежливо поздоровался, а старичок меня спросил:

      – А вы не боитесь со мной рядом находиться?

      – Если вы укротитель крокодилов, то нет, – довольно развязновато ответил я.

      – Нет, – ответил старичок, – я – Молотов. – Он полуобернулся и тихо добавил: – Кажется, вон уже идут по вашу душу.

      К грибку действительно подгребал некто с выразительной шеей теперешнего качка.

      Я, как дельфин, унырнул сперва в глубину, а потом, по мельканию пяток определив, где находится множество, в котором и должен пребывать, вынырнул в гуще купающихся, где меня угадать было делом совсем непростым.

      И вот когда я за обедом сказал своим застольникам, где и кого повстречал, зав. отделом Владимирского обкома по имени зосим указал на угол, где одиноко сидел человек:

      – К нему вон тоже никто не садится.

      – А кто это? – поинтересовался я.

      – Охранник Сталина. – И уточнил: – Бывший.

      Я взял свою тарелку и направился в тот сумрачный угол.

      Так мне повезло познакомиться с Николаем Власиком. И, конечно, не просто почерпнуть у него что-то меня интересующее, а как бы очутиться в той самой временной обители, где каждый смеялся общим хохотом, а плакал сугубо раздельными слезами.

      – Право стать и право быть, – сказал мне как-то Власик, – очень отличные друг от друга понятия. С т а т ь, – подчеркнул он, – проще, а вот б ы т ь куда как тяжелее. Вот это все мы испытали в пору, когда хотели в прямом смысле угодить.

      Сон

      Этот сон как бы возник из бытия. Я возвращался из одного довольно неуютного местечка, где брал интервью у политических реабилитанцев, готовясь составлять очередную книгу «Петля» о репрессированных ссыльных. И вот в разговорах с теми, кто отсидел довольно солидные сроки, я неожиданно для себя открыл ту неоднородность, с которой каждый из них воспринимает события, участником которых волею судьбы или усердием НКВД очутился.

      – В тридцать седьмом, – сказал мне один из отсидельцев, – я был прокурором флота. И вот когда посадили моих, как я считал, товарищей, и ринулся я их выгораживать, естественно, не избежал общей мясорубки.

      Он вздохнул и продолжил:

      – А в сорок первом меня выпустили. Больше того, назначили председателем трибунала фронта. И вся та троица, которая сфабриковала на меня дело, попалась в полном составе. И от меня зависело, поставлю я ее к стенке или нет.

      – Не поставили? – определил я его рассказ.

      – Совесть не позволила. Сказал, что один из них мой родственник.

      Он опять помолчал.

      – А в сорок шестом они, в тот раз все же уцелев, СКАЧАТЬ