Гулящие люди. Соляной бунт. Алексей Чапыгин

Чтение книги онлайн.

      Сенька стащил с плеч панцирь.

      – Семен! Месяц мой полунощный…

      – Боярыня!

      – Кличь Малка! Меланья… Малка, Малка!

      – Ты как в мале уме…

      – Хи-хи… Я и впрямь малоумна… от тебя малоумна, месяц мой!

      Боярыня раскраснелась, будто кумач. Кармин да белила с нее наполовину сошли, притираньем замарало Сеньке щеки и губы.

      Когда садились к столу, Марфа сказала Сеньке, помочив рушник у рукомойника:

      – Оботрись-ко, счастливчик писаной! – И сама обтерла ему лицо.

      Она с поклонами угощала боярыню гвоздишным медом, сахарными коврижками, вареньем малиновым, садилась не к столу, а на скамью в стороне, потом куда-то, хромая на одну ногу, шла, приносила настойки, фрукты в сахаре и говорила без умолку:

      – Боярыня матушка! Беда с моей Феклушкой, лихо неизбывное… Бабила Феклушка царевичев Симеона да Ивана Алексеевичей[91] и царевен, она ж, Феклушка, коих бабила… и сколь годов вверху у царицы Марьи Ильинишны выжила… Ты кушай, пей – молодца потчуй… Экой он красавец!

      – Смиренник мой… Не пьет, не ест, сыт любовью… Сказывай!

      – И… и что злоключилось! Феклушка, мать боярыня, с глупа ума взяла в мыльне государевой со сковороды царицыной гриб… завсе для царицы, царевен тож грибы в мыльне жарят, а то и лук пекут, а боярыня у жаркова да по банному делу была Богдана Матвеича Хитрово[92] жена, сказывать тебе нече – злая да хитрая, допросила Феклушку, потом царице в уши довела, царица указала: «Взять-де ее на дыбу! На государское-де здоровье лихо готовила». А то позабыла, что Феклушка двадцать лет при ей живет… да еще: «Поганая-де холопка, посмела имать яство с государевой посуды!» И бабку мою Феклушку, мать боярыня, на дыбу подняли, у огня пекли – руки, ноги ей вывернули да опалили, волосье тож, а нынче сидит старуха за приставы и прихаживать к ей не велят… Попроси, матушка боярыня, святейшего, пущай заступит, пропадет сестрица за гриб поганой…

      – Худое дело, Марфа! Из пуста государево дело сделали. Пуще гордость тут царская: «Смела-де поганить посуду». Я попрошу за бабку! Человека ниже себя родом за собаку чтут, и бояре оттуда ж берут меру почета и гордости – холоп, смерд не человек есть, пес и худче того, сами без холопей шагу не умеют ступить… наряжены в бархаты, а хмельны и будто пропадужина вонючи…

      – Вот так, матушка боярыня, так…

      – Бери, бабица Марфа, деньги! Это тебе за привет, брашно и приют…

      – Ой, благодетельница! Пошто мне с тебя деньги? Благо, что другие дают… с них соберу – я уступаю иной раз горницы кое-кому попить, погулять, полюбиться мало…

      – Бери и молчи, как о других молчишь. Да берегись поклепа… поклеплют, и тебя на правеж[93] потянут…

      – Пасусь, матушка, незнамых людей не пущаю…

      – Ну, мы еще пройдем наверх в горницу, побудем мало – и в путь.

      – Пройдите, СКАЧАТЬ