Знамя Победы. Борис Макаров

Чтение книги онлайн.

      И стоят надо мной палачи. И хохочут… хохочут… хохочут…

      «Эй, поднимайся. Чего валяешься как свинья. Вставай! Вставай! Легко умереть задумал. А мы тебе умереть не дадим. Ты командир этих бандитов. Ты их трупы к своим и повезешь.

      …Привезешь – и тебя твои же братья-матросики за предательство повесят. И попробуй докажи им, что ты не предатель. Вся твоя шайка в лодке мертвой лежит. А ты, командир, сидишь, веселками помахиваешь…

      Повесят. Обязательно повесят. И останешься ты навсегда, на все времена предателем. Ха-ха-ха – предателем!..»

      …Побросали ребят, братков родных моих в лодку. Втолкнули меня. Сунули весла в руки: «Плыви, предатель!»

      И поплыл я. И приплыл. В том месте Днепр нешироким был и бой воды в нашу сторону был.

      И хоронили друзей, братков без всяких почестей.

      И таскали меня в особый отдел, многократно таскали… Всего я нагляделся, натерпелся…

      Но знаешь, Андрей, какой страх самый страшный на свете?

      И опять после долгого молчания Сергей Сергеевич сам же ответил на свой вопрос:

      – Это тот страх, который ты испытываешь, когда слышишь, как твои палачи на твоем же родном языке говорят…

      …Было темно и тихо. В окно полусонно, убаюкивающе постукивал дождь.

      Но спать не хотелось.

      15–22 марта 2016 г.

      Знамя Победы

      Уткинские посиделки

      Не знаю, не помню, откуда Уткины появились в нашем селе, в нашем околотке. Но были они не беженцами. Это точно. Приехали года за два-три до войны. Поселились Уткины – мать, отец и трое детей – в маленьком тонкобревенчатом домике на отшибе возле железной дороги; тот домик, судя по всему, раньше был какой-то подсобкой путейцев, а чего доброго, и баней. Состоял он из одной комнаты, у дверей которой стояла огромная печка – сложенная набок железная бочка с вырезом-дверцей. Дверца – тот же вырезанный лист железа – была подвешена на двух проволочных кольцах. Именно эта печь и давала повод думать, что раньше домик Уткиных был баней. Такие печи-бочки и можно увидеть в деревенских банях, и Уткин-отец (имени его я не помню) работал на прокладке шоссейки – шоссейной дороги, которую вели параллельно с железкой – железной дорогой.

      «Шоссейка», «железка» – слова тех лет.

      Уткина-мать – тетя Люба – работала на угольном складе при железке. Что она там делала, не знаю. Но явно не сидела в конторе. Это было видно по ее черной-пречерной от въевшейся угольной пыли стеженке и никогда не отмывающимся темным разводам на лице.

      Уткин-отец ушел на фронт в самом начале войны. Ушел, чтобы не вернуться в свой тонкобревенчатый дом никогда. Вместо него тете Любе пришла похоронка. Пришла в том же 41-м году.

      Случилось это в пору декабрьских морозов. О беде Уткиных в околотке узнали по их жестяной трубе над их железной бочкой-печкой.

      Глянула соседка издали на эту трубу утром – не СКАЧАТЬ