Божьи дела (сборник). Семен Злотников

Чтение книги онлайн.

      Поразительно, но сообщение безмолвного свидетеля выглядит почти копией библейского текста – разве что короче и лаконичней:

      «И простер Авраам руку свою, и взял нож, чтобы заколоть сына своего, – и не смог этого сделать».

      Вот они – слова, в корне меняющие представление о случившемся четыре тысячи лет назад на горе Мориа: «и не смог этого сделать!».

      Далее запись на кожаном свитке фактически повторяла каноническую: «И возвел в горе и безумии своем Авраам очи свои, и увидел: и вот назади овен, запутавшийся в чаще рогами своими. Авраам пошел, взял овна и принес его во всесожжение вместо сына своего…»

      Тайное послание отрока Элиэзера о случившемся (в действительности!) на горе Мория, помню, произвело на меня эффект разорвавшейся бомбы и только укрепило в справедливости догадок: отец Авраам лжесвидетельствовал во спасение сына Исаака!

      Наконец я его понимал и мог по нему заплакать.

      Наконец, написав роман, я с ним помирился…

      16

      Как мне показалось, слова «ваш последний роман» монах произнес с едва уловимой нотой сожаления.

      – А что мой роман? – поинтересовался я сдержанно, стараясь не выдать внезапно охватившего меня волнения.

      – Ваш последний роман, – повторил он с улыбкой, – собственно, и побудил меня к личному знакомству с вами.

      Он глядел на меня без иронии – скорее, как мне показалось, с почтением.

      – Вот как значит… – выдавил я из себя, плохо понимая, как мне реагировать на странные замечания этого загадочного существа в сутане.

      – Так, по вашему мнению, Лев Константинович, Авраам Бога предал? – спросил он таким тоном, как если бы речь шла о некоем незначительном происшествии, но никак не о страшном предательстве.

      Все во мне напряглось: Авраам представлялся мне мучеником, страдальцем, несчастным отцом – но отнюдь не предателем!

      И в своем изложении я стремился к созданию образа человека, наконец победившего страх и трепет перед лицом Необходимости.

      После всего, что я узнал и успел передумать об Аврааме, он возвысился в моих глазах, превратился в кумира, властителя дум, воплощение отцовской любви.

      Это верно, что он ослушался Бога, размышлял я, но зато и себе не изменил!

      Ну так что ж, что он при этом слукавил (если, конечно, доверять свидетельству раба Элиэзера!), – но зато и не замарал себя кровью любимого существа!