Титус один. Мервин Пик

Чтение книги онлайн.

      – Здорово, разбойник, – сказал он. – Проснулся?

      Титус кивнул.

      – Отроду не видел, чтобы пугало так долго спало.

      – Как долго? – спросил, приподнявшись на локте, Титус.

      – Девятнадцать часов, – ответил человечек. – Вот твой завтрак.

      Он опустил на край тахты нагруженный поднос и, поворотясь, пошел к двери, однако в ней остановился.

      – Как тебя звать, мальчик? – спросил он.

      – Титус Гроан.

      – Откуда ты?

      – Из Горменгаста.

      – Вот так словечко. Всем словечкам словечко. «Горменгаст». Ты его уж раз двадцать повторял.

      – Когда? Во сне?

      – Во сне. То и дело. А где это, мальчик? Где он? Этот твой Горменгаст.

      – Не знаю, – ответил Титус.

      – Ага, – произнес человечек с торчащим из уха лыком, и, прищурясь, исподлобья оглядел Титуса. – Не знаешь, стало быть? Довольно странно. Ладно, завтракай. В животе-то, небось, пусто, как в барабане.

      Титус сел и принялся за еду, а пока ел, потянулся к кремню, провел ладонью по знакомым очертаниям. То был единственный его якорь спасения. Камень стал для Титуса его микрокосмом, домом.

      И пока он сжимал камень – не из слабости или сентиментальности, но чтобы ощутить его плотность, доказать себе, что он существует, – отвратительный рев разодрал двор и открытая дверь комнаты Титуса вмиг затемнилась: не лубяным человечком, но, куда более основательно, крупом огромного мула.

      ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

      Вытянув шею, не веря своим глазам, Титус смотрел на зад великанской, со вздыбленной щетиной зверюги, немилосердно хлеставшей себя хвостом по собственным же бокам. На содрогающемся крупе то там, то тут вздувались невиданные, редко приводимые в действие мышцы. Животное дралось in situ[1] с кем-то, находящимся по другую сторону двери, пока, наконец, дюйм за дюймом, не продвинулось снова во двор, увлекши за собой немалый кусок стены. И все это время раздавался ужасный, тошнотворный вой ненависти; ибо что-то растравляется в нутре мула и верблюда, стоит лишь им завидеть друг друга, что-то, помрачающее воображение их.

      Вскочив на ноги, Титус подошел к двери и с благоговейным страхом вгляделся в противников. Он и сам не чужд был ярости и насилия, но в этой дуэли чуялось нечто особенно жуткое. Вот они, футах в тридцати от него, сцепленные смертельным захватом в не знающей ни конца ни края борьбе.

      В этом верблюде сошлись воедино все верблюды, когда-либо топтавшие землю. Ослепший от ненависти, которую самому ему и выдумать-то было не по силам, он сражался со всеми мулами мира; мулами, которые с начала времен скалили зубы, завидев своего прирожденного врага.

      Какую картину являл этот мощеный двор, теплый теперь, вызолоченный солнцем; кровельный водосток, переполненный воробьями; купающаяся в солнечных лучах СКАЧАТЬ