Григорий без отчества Бабочкин. Анна Зенькова

Чтение книги онлайн.

      А потом вдруг – взынг – и что-то ка-а-ак лязгнуло. Я, честно, даже голову пригнул.

      А Исаак ка-а-ак загнул! Из приличного там было только «дьявол!» и «мать-перемать!» И что-то про фрезу, которая крякнула. Но я уже даже не вникал, как такое вообще возможно – фреза и вдруг крякает, потому что на этого смотрел. А он – на меня. Стоит и, главное, руку перед собой держит. А она вся в крови. А-а-а!

      Исаак тоже увидел и как заорёт:

      – Скворцов, в медпункт беги, живо!

      Скворцов, это который Саня, сразу позеленел и выбежал из кабинета. За ним ещё кто-то. А Исаак умчался в подсобку – бинты искать. Я ещё подумал: «Ну конечно, бинты! Небось, побежал школьников из ящиков перепрятывать!»

      А остальные просто стояли и смотрели на эту руку, не шевелясь. Я так вообще не мог от неё оторваться!

      У меня вот это – пожизненная странность. Вид крови завораживает. Я не маньяк, нет. Но согласитесь, есть в кровавых зрелищах что-то ужасно магическое?!

      Хотя, может, я только один так и думаю. Вон мастер-фломастер так точно – не из нашего брата. Он как увидел свои пальцы – ка-а-ак дёрнется! А потом – раз – и на нас пошёл.

      Реально, так прямо и пошёл с этой вытянутой рукой, как зомби! Шёл, шёл и вдруг стал. И стоит! Весь такой белый, глаза мутные. Прямо перед Крюковым – нос к носу, считай.

      И вот тут я вообще не понял, как это случилось. Он просто в какой-то момент стал падать. Натурально заваливаться, как будто ему колени подрезали. А Крюков взял и отскочил в сторону. Вот придурок! А этот как грохнулся – прямо переносицей об стол. Мрак! Я, кажется, даже услышал, как у него там в носу что-то хрустнуло. Бр-р.

      А ещё я этому беспредельщику Крюкову чуть башку не снёс. Серьёзно, не смешно вообще! И давай бегом к чучельнику. А он лежит лицом вниз и, главное, не шевелится.

      Хорошо, у меня генетическая память сработала. Ну а что? Я ведь сын хирурга. И даже правнук – потому что моя прабабушка тоже врачом была. Акушеркой. В общем, я его перевернул, а там синяк на лбу – дурдом просто. И глаза закрыты.

      Не то чтобы мне его жалко стало. Просто странно, когда вот так нелепо всё заканчивается. Да ещё и в таком юном возрасте!

      Я же реально подумал, что наш фрезеровщик в ящик, того-этого, сыграл.

      А он вдруг взял и ожил!!!

      И тут же заныл:

      – Что с рукой? Отрезало?

      А я тоже – тот ещё актёришка. Положил ему руку на плечо и с такой, ну, драматичной интонацией говорю:

      – Ты, главное, держись. Всё будет хорошо!

      Ну чтобы он всерьёз подумал, что его песенка спета.

      А он и подумал! Глаза выпучил. И такой:

      – Значит, и правда конец? Я ног не чувствую.

      Ой, всё. Я как вспомню – сразу трясёт.

      Тогда тоже – прямо колотился весь. Потом успокоился и говорю:

      – Да сам посмотри. Вот твоя рука – живая.

      Взял её и ему же под нос сунул. Мол, на, полюбуйся.