А у нас во дворе. Лариса Миллер

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ все. Могла ли я думать, что отныне всю жизнь быть мне чужаком и никуда от этого не деться? Нет.

      Тогда мне казалось: вот выйду завтра во двор и увижу раскаяние на лицах ребят. И Людка Ведемина, самая старшая из подружек, подойдет и скажет… я не могла вообразить, что она скажет, но сердце замирало и слезы выступали на глазах.

      А наутро все повторялось снова, и почва ускользала из-под ног. Ускользание почвы. Иногда это ощущение сладостно и желанно. Однажды мальчик, с которым я играла во дворе, сказал, что хочет пить, и позвал к себе. Я впервые попала внутрь чужого дома, на который привыкла смотреть только снаружи. Со двора, знакомого до каждой царапины на стене, вдруг вошла в незнакомую комнату. Секунда отделяла привычное от непривычного, уличный шум от тишины, солнечный свет от комнатных сумерек. Привычное открывалось мне с новой точки. И вдруг все покачнулось и поплыло перед глазами: и тюлевые занавески на окнах, и тикающий будильник, и графин на столе.

      Такое же головокружение испытала я на даче в Расторгуеве, когда заблудилась и попала в сырой овраг, голубой от незабудок. Я собирала их, стоя на коленях во влажном мху. Собирала, забыв о времени. Но, очнувшись, испугалась, что не найду дорогу домой, и побежала куда глаза глядят. Через несколько шагов я увидела знакомую крышу и поняла, что была рядом с домом. И с этой новой точки мой дом выглядел странным, нереальным. И все как бы слегка качнулось и сместилось, как занавеска на сквозняке.

      И когда такое случается, исчезают стертые, скучные связи. Все распадается. Не рушится, а распадается на отдельные самоценные миги, которые могут сцепиться снова, но в каком-то ином непредсказуемом порядке. А пока ты вне игры и смотришь на все, даже на свою жизнь, как бы со стороны. Но не как отверженный, изгнанный, а в полном согласии с окружающим, раздробившимся на отдельные миги, но сохранившим красоту и цельность.

* * *

      Московское детство: Полянка, Ордынка,

      Стакан варенца с Павелецкого рынка —

      Стакан варенца с незабвенною пенкой,

      Хронический кашель соседа за стенкой,

      Подружка моя – белобрысая Галка.

      Мне жалко тех улиц и города жалко,

      Той полудеревни, домашней, давнишней:

      Котельных ее, палисадников с вишней,

      Сирени в саду, и трамвая-“букашки”,

      И синих чернил, и простой промокашки,

      И вздохов своих по соседскому Юрке,

      И маминых бот, и ее чернобурки,

      И муфты, и шляпы из тонкого фетра,

      Что вечно слетала от сильного ветра.

* * *

      И висело белье, полощась на ветру.

      И висело белье, колыхаясь от ветра.

      О, какое печальное сладкое ретро!

      Как из памяти эту картинку сотру?

      Синька, бак для белья, и доска, и крахмал,

      У бабули в руках бельевые прищепки,

      И белы облака удивительной лепки,

      И ребенок, стоящий поблизости, мал.

      И ребенок тот – я. И белей облаков

      Простыня, и рубашка – небесного цвета.

      И СКАЧАТЬ