– Замечательно. Просто замечательно. Спасибо.
На ярко освещенной круглой сцене опускается на колени пожилая седая японка в синем кимоно. Перед ней – кото, вырезанное в форме изогнувшегося дракона. Она ударяет по тринадцати струнам, натянутым на колки из слоновой кости, и комнату заполняет дрожащий звук.
Старуха смотрит на Чейза, и на мгновение их взгляды скрещиваются. По черным щелочкам ее глаз ничего не понять: кажется, что они поглощают свет. Уильямсу мерещится в них немое осуждение, неодобрение, точно как у одной из его бывших жен или у Августа, главы предвыборного штаба. Август настоятельно просит его не ходить в «Чайный домик Кадзуми».
Журналисты обожают печатать подобные снимки: Чейз выходит из стрип-клуба; Чейз, сидя в спортивном зале на баскетбольном турнире, кричит на судью и швыряется попкорном; Чейз мчится на катере по реке Колумбия в обнимку с двумя девицами – красотки вдвое его моложе и щеголяют в звездно-полосатых бикини. Ну и пусть себе печатают, если хотят. Чейзу плевать.
Но Августу не плевать. У Августа голова как у буйвола, а изъясняется он высокопарными фразами. Постоянно молит его (да, так и говорит: «Молю тебя!») подумать о дальнейшей карьере, о следующих выборах. Вечно сокрушается: дескать, подобным поведением Чейз льет воду на мельницу своих конкурентов. Но следующие выборы еще так нескоро. И потом, он же независимый кандидат. Да, независимый. Между прочим, именно за это его и избрали. Так что спасибо большое за заботу, но беспокоиться совершенно не стоит.
– Лучше пусть все будет на виду, – объясняет он Августу. – Я, в отличие от остальных мошенников, не прячу свое грязное белье. И людям это нравится. Потому что у меня белье вовсе не такое грязное, как у других. И никто не сможет застукать меня в тот момент, когда я беру взятку или изменяю жене.
– Потому что у тебя нет жены.
– Вот именно. Я же независимый, и этим все сказано.
Чейз открыл для себя японскую кухню не так давно – всего несколько лет назад. Он еще не очень ловко справляется, но если сосредоточиться – палочки уже не дрожат у него в руках. Уильямс запихивает в рот темаки, гункан и норимаки, наслаждаясь не только необычной на вид и вкус едой, но и присутствием прекрасной обнаженной женщины. У нее такая чистая и гладкая кожа, и до чего же странно выглядят на ее фоне его собственные руки – загрубевшие, коричневые от загара, покрытые вьющимися черными волосками.
– А ты красотка, – говорит он, разжевывая очередной ролл.
Старуха-японка играет, и посетители, кажется, двигаются в такт медленной ритмичной музыке, синхронно поднимают палочки и чайные чашки. Словно музыкантша умело дергает за привязанные к ним длинные СКАЧАТЬ