«Жизнь прошла. А молодость длится…» Путеводитель по книге Ирины Одоевцевой «На берегах Невы». Олег Лекманов

Чтение книги онлайн.

      Этот “гот дер му́зика”, как единственный пример немецкого стихосложения, часто вспоминался им.

      Книг у Гумилева было множество. Ему удалось с помощью своих слушателей-красноармейцев привезти из Царского Села свою библиотеку.

      Но мне доказать, что Гумилев “не ошибся” во мне, было иногда не по силам. Так, однажды он достал с полки том Блейка и протянул его мне. С Блейком я была знакома с детства и собиралась уже удивить Гумилева своими познаниями:

      – Tiger, tiger in the wood…[9] – начала я.

      Но Гумилев, не обратив внимания на “тайгера”, открыл книгу.

      – Вот тут я не совсем понимаю. Вы лучше знаете английский, чем я. Читайте вслух и переводите.

      И я послушно стала читать. Я читала и ничего не понимала. Каки-то философские термины, какие-то математические исчисления, извлечение корней – тут же нарисованных. Отдельные понятные слова в непонятном сочетании. Я с трудом прочла полстраницы и остановилась.

      – Ну, переводите же!

      – Не могу, Николай Степанович. Я ничего не понимаю.

      – Почему же вы не понимаете?

      – Оттого, что слишком сложно. Я даже не поняла, о чем это.

      Гумилев разочарованно развел руками и свистнул.

      – Вот так-так! Значит, вы невежественны, как карп?

      Я киваю.

      – Даже невежественнее карпа, по-видимому, – ничего не понимаю.

      – А я всегда был уверен, что поэты самые умные из людей и что философию они постигают, не учась ей. Что ж, я, по-видимому, ошибся. Я очень ошибся в вас.

      Я мигаю обиженно и морщу нос.

      – Ах, пожалуйста, – неожиданно раздражается Гумилев, – не вздумайте плакать. Если посмеете заплакать, я с вами перестану заниматься. Кисейные недотроги, обижающиеся на каждое слово, не могут быть поэтами. Поняли? Запомнили?

      Я поняла и даже кивнула в знак того, что запомнила.

      – Ну вот и отлично, – одобрил меня Гумилев. – Но неужели вы совсем не знаете философии? Ведь философия необходима поэту. Неужели вы не читали “Критики чистого разума” Канта?

      – Не читала, – сознаюсь я. – Пробовала, но не поняла.

      – И Шопенгауэра не читали? И Ницше?

      – Не читала.

      – Неужели? – Левый глаз Гумилева с недоверием уставляется на меня, правый с таким же недоверием и любопытством смотрит в огонь печки.

      – Даже забавно. Но ничего. Мы это исправим. – Он встает, идет в спальню и возвращается, держа в руке книгу в синем сафьяновом переплете.

      – Начнем с Ницше. К тому же он еще и поэт. Это совсем легко, увидите. Легко и понятно. Вот вам – “Так говорил Заратустра”. Если и это не поймете, ну тогда я действительно ошибся.

      Но я поняла. И Гумилев в награду подарил мне своего “Так говорил Заратустра” в сафьяновом переплете, сделав на нем в шутку неприятную надпись из “Бориса Годунова”.