В чем же тайна его магии? Разгадать ее пытались многие. Но, мне кажется, удалось это человеку, столь же сложной душевной конструкции, что и весь этот странный, вымышленный город, который Невский проспект то ли рассекает пополам, то ли, наоборот, скрепляет. Имя этого человека – Николай Васильевич Гоголь. «Невский проспект есть всеобщая коммуникация Петербурга. Здесь житель Петербургской или Выборгской части, несколько лет не бывавший у своего приятеля на Песках или у Московской заставы, может быть уверен, что встретится с ним непременно». Кажется, Гоголь всего лишь о житейском: о коммуникации между людьми, живущими в едином пространстве и времени. Но с годами эта бытовая роль главного проспекта Петербурга если и не уходит вовсе, то отступает перед ролью мистической: он стал связующим звеном между временами – удивительным образом сохранил память о тех, кого пришлось ему видеть в течение всей своей трехсотлетней жизни. Сохранил, а потом перемешал и объединил. Так и живут они теперь вместе: Франческо Бартоломео Растрелли и Иосиф Бродский, Гоголь и Хармс, Милорадович и Говоров, Глинка и Шостакович, Репин и Аникушин, Некрасов и Горький, Менделеев и Пирогов, Достоевский, Белинский, Блок и, конечно же, Пушкин.
Так что, ступив на Невский – в это мистическое пространство, – можно выбрать любого из этой блистательной толпы… Нет, не толпы, толпа – сборище не-личностей, а здесь… Точнее, наверное: выбрать из этого сонма того, кто ближе, интереснее, и последовать за ним – «подсмотреть», как складывались его отношения с Невским проспектом. Для меня это Пушкин. Но… справедливо ли начинать рассказ с того момента, когда наш герой (Невский) уже достиг расцвета, умолчав о его рождении и детстве? Можно ли обойти вниманием человека, без которого не было бы даже и предмета разговора – не было бы ни проспекта, ни самого этого невероятного города, ни даже Пушкина. Думаю, только за то, что пригрел и пристроил к делу африканского мальчишку Абрама Ганнибала, а потом еще и женил его на русской девушке, все мы, даже и те, кто до сих пор именует Петра Алексеевича антихристом, должны в пояс ему поклониться. Потому что какая же Россия без Пушкина?
«И светла адмиралтейская игла…»
Неизвестный художник по гравюре Г. А. Качалова с рисунка М. И. Махаева 1748 г. Адмиралтейство со стороны Невского проспекта. Вторая половина XVIII в.
Итак, начало XVIII века, Петровская эпоха. Когда-то Лев Николаевич Толстой признавался, что, «распутывая поток» исторических событий, нашел именно в этой эпохе «начало всего». О том, что она – начало нашего города, писать не буду: это известно всем и не раз подробнейшим образом описано. Расскажу только о Невском проспекте и о его «особых отношениях» с основателем города. Был царь Петр непреклонен и, что греха таить, временами жесток не в меру. Так что мало кто решался идти против его воли. А вот Невский проспект (тогда он проспектом не был, а был всего-навсего дорогой, правда, Большой и Першпективной) осмелился воспротивиться воле самодержца: вместо того, чтобы послушно уступить главенство Васильевскому и Городовому островам, как замышлял император, стал главным, центральным кровеносным (а значит – жизненосным) сосудом Петербурга.
Тому, кто видит в Невском проспекте, да и вообще в городе просто сумму зданий, где можно жить, развлекаться и покупать, покупать, покупать, речь о характере проспекта, непокорном, а то и просто вздорном, покажется бредом. А вот те, для кого и город, и проспект – живые… Те – поймут. Дело в том, что проспект и люди, на нем живущие или просто приходящие сюда, чтобы прикоснуться к прошлому своего города, от домов, дворцов, мостов Невского неотделимы. Люди одушевляют проспект, проспект – вдохновляет людей. И его процветание – это их процветание, его гибель – это их гибель. Это с поражающей очевидностью подтвердила война. Люди умирали, чтобы спасти свой город (и проспект – его сердце). Несколько лет назад уважаемый человек, участник войны заявил, что защищать Ленинград ценой жизни сотен тысяч людей было бесчеловечно, что все эти дома, дворцы, памятники – ничто по сравнению с человеческой жизнью, что нужно было сдать город и тем самым спасти его жителей. Что тогда было в Петербурге! Блокадники не могли ни понять, ни простить такого отношения к своему городу – к своей святыне. А еще – жалели тех, кто не чувствует: каждый дом, а не только архитектурный шедевр, не только дворец – это чей-то замысел, чья-то воплощенная мечта, чьи-то судьбы – хранилище памяти. Не защитить, пройти равнодушно – значит предать.
Я никогда не забуду рассказ старшего сына Леонида Александровича Говорова, командующего Ленинградским фронтом, того, кого ленинградцы весной сорок второго назвали «генералом надежды» (маршалом он стал в 1944 году), кому город и его жители обязаны столь многим, что это требует подробного рассказа, способного увести очень далеко от основной темы книги. Так вот, Владимир Леонидович рассказывал, что отец, человек, по общему мнению, абсолютно СКАЧАТЬ