Туфли из кожи игуанодона. Кир Булычев

Чтение книги онлайн.

      Наша беда в том, что воспоминания, которые должны бы быть общими – ведь вместе прожили эту жизнь, – на самом деле совершенно разные. Хоть памяти и не прикажешь, организм желает различных милостей от прошлого. Одному запомнилось дурное, потому что хорошее досталось уже в наши дни, а другой высыпал из памяти под обрыв все неприятности и видит там, позади, лишь розовую лужайку в лиловеньких цветах.

      – Ты мог бы хоть в мечтах попасть на Канарские острова? – кричал Удалов.

      – А я ездил в Сочи по профсоюзной путевке за тридцать процентов!

      – Четыре человека в палате, гуляш на обед…

      Споря, Удалов увидел, как отворилось окно комнаты Гаврилова и оттуда выскочили две кошки. Они бежали странно, рядом, как лошади в упряжке, и что-то несли между собой, сжав это пушистыми боками.

      – И что могло понадобиться честным кошкам от такого бездельника? – спросил Грубин.

      – Он ничего не делает бескорыстно, – заметил Удалов.

      – Может, зайдем, спросим?

      – Сам расскажет. Со временем. Как протратится, придет занимать, тут мы его и спросим.

      – Жизнь не перестает меня удивлять, – сказал Грубин. – Казалось бы, столько прожито и столько пережито. А ты пей, у меня еще пиво есть, целый ящик.

      Из открытого окна комнаты Гаврилова доносилась нежная песня о любви. Пока что Гаврилов был богат и счастлив.

      Тут Удалов не выдержал.

      Он через весь двор – из окна в окно – крикнул:

      – Гаврилов, ты на чем разбогател?

      Гаврилов высунулся из окна. Он жевал. Держал в руке батон, а сам жевал.

      Ответить Удалову он не смог. Рот был занят.

      Потом отвернулся от окна и принялся заталкивать в рот батон. Странное поведение для молодого человека.

      Не добившись ничего от Гаврилова, Удалов решил встретить Ксению.

      Не то чтобы он тосковал без жены или сильно проголодался, но он не выносил нерешенных загадок.

      Размышляя, Удалов вышел за ворота.

      Атмосфера была душной, тяжелой, чреватой грозовым ливнем.

      На сердце было одиноко.

      Поднялась пыль. Давно пора заасфальтировать Пушкинскую. В Голландии или Японии даже в последней деревне пластик на улицах, а нам перед Галактикой стыдно.

      Мимо Удалова медленно и чинно проследовала в скромном «запорожце» кубическая женщина Аня Бермудская в дорогой прическе, которая в парижских салонах именуется «Продолжай меня насиловать, шалун!».

      Рядом с Аней сидел ее восьмидесятилетний поклонник Ю. К. Зритель с бокалом джин-тоника, который Аня употребляла на ходу.

      Они ехали к центру. Видно, там чего-то плохо лежало.

      2. Бедная Раиса Лаубазанц

      На улице Советской, которую в свое время не переименовали, а теперь уж никогда не переименуют, у входа в бутик «Шахэрезад» стояла Раиса Лаубазанц, в девичестве Райка Верижкина, с протянутой рукой.

      – Граждане, – СКАЧАТЬ