Города власти. Город, нация, народ, глобальность. Йоран Терборн
Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу Города власти. Город, нация, народ, глобальность - Йоран Терборн страница 12

СКАЧАТЬ истории, отличная от земельной собственности княжеской власти. Второй – ее значительная и довольно специфическая культурная нагрузка, ядром которой является разговорный язык. Стандартизация и гомогенизация национального языка была главной частью национальных политических программ, «создания итальянцев» и превращения «крестьян во французов», как было сказано в замечательной книге Юджина Вебера[49]. Создание национального языка посредством отбора диалектов, грамматической и орфографической кодификации стало основной задачей интеллектуалов европейских малых наций в XIX в. от Балкан до Норвегии. Там, где это было возможно, языки меньшинств выдавливались из национальной культуры.

      Государства колонистов в обеих Америках должны были создать новые нации, которые в мифологическом и эмблематическом отношении опирались, конечно, на исторические примеры, служившие символическими ресурсами, – на античный европейский республиканизм, если говорить о США, на исторический опыт католицизма и на доколумбову (т. е. инкскую и ацтекскую) высокую культуру в Латинской Америке, но не претендовали на этнокультурную территориальную историю, разделяя свой язык со своими метрополиями.

      Наиболее характерной чертой Нового Света стала присущая ему концепция нации как клуба, в который можно и нужно набирать желательных членов. Целевая иммиграция из Европы была главным аспектом строительства нации. «Править – значит населять», – сказал выдающийся аргентинский политик середины XIX в. Хуан Баутиста Альберди[50]. Особенно в латиноамериканском, бразильском и, к примеру, аргентинском, дискурсе такой клубный набор открыто называли «отбеливанием» или «цивилизированием» нации[51]. Долгое время полноправными гражданами новых наций Америк и Австралии считались только люди внешнего, т. е. европейского происхождения.

      Нации колониальной зоны составляют третью разновидность, а именно нации, определяемые в качестве бывших колоний. Там не было ни исторических территорий, ни народов как исторических единиц, одни лишь колониальные границы. Приняв редкое по своей мудрости решение, африканские лидеры националистического движения решили принять все эти границы, пусть даже произвольные и разделяющие культуры. Али Джинна поступил не так, и Британская Индия, которая была больше любого доколониального государства Индии, раскололась на Индию, которую Неру отказался называть «Индустаном», Пакистан и Бангладеш, причем раскол сопровождался ужасными погромами и военными столкновениями.

      Сохранение колониального языка – это, вероятно, наиболее явное наследие колониального пути к Модерну со всеми связанными с ним сложными и иерархическими отношениями нации и культуры, хотя в многоязычных странах, таких как Нигерия, где, по разным оценкам, от 400 до 500 языков[52], или в Индии, где, согласно недавнему лингвистическому анализу переписи населения[53], существует по крайней мере 122 языка, этот ход был обоснован СКАЧАТЬ

<p>49</p>

Weber E. Peasants into Frenchmen. Stanford: Stanford University Press, 1976.

<p>50</p>

Chanda N. Bound Together. New Haven: Yale University Press, 2007. P. 165.

<p>51</p>

Zea L. El pensamiento latinoameriocano. Mexico City: Pormaca, 1965. Vol. 1. P. 65 ff, 103 ff; ср.: Annino A., Guerra F.-X. Inventando la nación. Iberoamérica. Siglo XIX. Mexico City: Fondo de Cultura Económica, 2003.

<p>52</p>

Simpson A., Oyètádé B.A. Nigeria: Ethno-Linguistic Competition in the Giant of Africa // Language and National Identity in Africa / ed. by A. Simpson. Oxford: OUP, 2008. P. 172.

<p>53</p>

Mitchell L. The Color Revolution. Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 2012. Ch. 7. Единственные исключения возникли в зонах развитой доколониальной межъязыковой торговли, в индонезийском архипелаге, где сформировался малайский язык как lingua franca, который в середине ХХ в. был переименован националистами в «индонезийский язык» (Bahasa Indonesia) (см.: Anderson B. Language and Power. Ithaca: Cornell University Press, 1990. Part II), и в Восточной Африке, в Танзании и Кении, где менее успешный суахили, язык группы банту, сформировался в контексте арабской торговли и был принят в качестве национального языка наряду с английским и местными наречиями (см.: Githiora Ch. Kenya: Language and the Search for a Coherent National Identity // Language and National Identity in Africa / ed. by A. Simpson. Oxford: OUP, 2008; Topan F. Tanzania: The Development of Swahili as a National and Official Language // Ibid.).