и союзников, и собственных подданных. Если первые крестоносцы привезли домой неслыханные богатства, то участники последних походов возвращались назад искалеченными оборванцами. Вместе с ними королевство наводнили гашиш и опиум. Недовольство росло. Вольнодумцы всех мастей, пацифисты, анархисты, ваганты, студенты, члены орденов и профсоюзов выходили на улицы, братались и устраивали многотысячные шествия против захватнических походов, против стремления к наживе вообще. На площадях образовались палаточные городки, и в этой атмосфере нечаянной свободы – свободы в том числе от явных предводителей в стане протестующих – из рук в руки стали переходить первые манифесты кастигантов. Так окрестили себя выходцы из самых разных лагерей, которых свело вместе одно горячее убеждение: цивилизация насилия и потребления загнала себя в тупик. Четкая программа у кастигантов тогда отсутствовала, но чего им было не занимать, так это усердия, с которым они принялись клеймить порядки отживающего мира. Собственно, само их название в переводе с латыни означает «порицатели», «бичеватели». Только не путать с флагеллантами, этими исступленными эпатёрами, бичевавшими самих себя во искупление всеобщих грехов. Нет, кастиганты в ту пору выступали против пролития крови, особенно своей. Но кровь все-таки полилась. Светские власти недолго оставались глухи к обвинениям в свой адрес, а следом и церковь вняла смутным идеалам духовного преображения, которыми кастиганты бередили умы. Вняла и приняла меры. С легкой руки Святой инквизиции кастигантов записали в еретики, а ересь, как известно, – это зараза, подлежащая иссечению из общественного организма. Доктора прописали обильную флеботомию. И кастигантов отправили в дома умалишенных, на рудники, а чаще на костры. Но как бы цинично это ни звучало, травля пошла новоявленным еретикам на пользу. Словно человек, который, оправившись от жестокой лихорадки, истово вцепляется в жизнь, так и кастиганты, пережившие те страшные дни и ночи, яснее увидели свое предназначение, плотнее сомкнули ряды – возмужали, короче говоря. Да, мы многому научились тогда. Кастиганты второго призыва – это уже не братство безродных романтиков, с вдохновением принимавших собственное заклание. Мы стали действовать скрытно. Мы очнулись от иллюзий, будто достаточно быть молодым и исповедовать всемирную любовь, чтобы танки замерли перед колонной бунтарей и дали залп цветами. Наконец, мы осознали самое главное: общественные преобразования – это косвенно и вторично. Это все равно что подравнивать розы в саду в то время, как фундамент дома прогнил, а крыша вот-вот обвалится. Если мы хотим спасти усадьбу, надо браться за дом, надо перебирать всю кладку. Иными словами, реформировать нужно саму человеческую природу, первопричину всех зол, а разумный порядок приложится.
Доктор Целлос встает, снимает пиджак и набрасывает его на спинку кресла. Снова усаживается, делает несколько глотков из керамической кружки с надписью «Отцу и учителю».
– Вы, господин Леннокс, прибыли в Лаврелион весьма экстравагантным
СКАЧАТЬ
