особенно гордиться нечего, а потому Генрих о перемирии не упоминает вообще, сводя все к одному удачному штурму. И вот при описании этого штурма у него и возникает масса всяческих нестыковок, к примеру, вначале автор говорит о том, что в этот день крестоносцы потерпели серьезную неудачу и приступ провалился, а потом вдруг неизвестно почему оказывается, что рыцари прорвались в город. Или эпизод с мостом: «Между тем другие (крестоносцы) нанесли дров и подожгли мост, а русские все сбежались к воротам для отпора». Возникает закономерный вопрос – зачем тем, кто штурмует город, поджигать мост, который ведет к воротам? Обычно, наоборот, такой стараются построить! И вопрос второй – зачем русским гридням собираться у ворот для их защиты, если единственный мост, который к ним ведет, объят пламенем? Логики в действиях тех и других никакой, но если все это рассматривать в контексте событий, изложенных у Татищева, то все встает на свои места. Также из сообщения Василия Никитича мы узнаем и о судьбе князя Вячко: «А немцы, вооружась, учинили приступ и, скоро войдя во град, взяли князя Вячка и бояр, которые слезно их просили, чтоб как пленных не губили. Но они, несмотря ни на что, словно беззаконные рабы диавола, а не Божии, князя и бояр побили». Из текста однозначно следует, что русский князь попал в плен и был убит позднее, а вот Генрих Латвийский просто скромно упоминает, что «перебили всего вместе с королем около двухсот человек». Как помним, эти 200 человек – личная дружина князя и суздальские гридни, а потому нет ничего удивительного, что немцы их не пощадили, забыв все рыцарские обычаи. А между тем судьба осажденных была решена задолго до падения Юрьева, и в «Хронике» на этот счет есть конкретное указание, когда автор приводит рассуждения братьев-рыцарей по этому поводу. «Надо взять этот замок приступом, с бою и отомстить злодеям на страх другим. Ведь во всех замках, доныне взятых ливонским войском, осажденные всегда получали жизнь и свободу: оттого другие и вовсе перестали бояться. Так теперь мы всякого, кто из наших первый взберется на вал и вступит в замок, превознесем великими почестями, дадим ему лучших коней и лучшего пленника из взятых в замке, за исключением короля, которого вознесем надо всеми, повесив на самом высоком дереве». Как видим, и участь Вячко тоже давно была решена, а потому та кровавая баня, которую устроили крестоносцы в поверженном городе, удивления не вызывает.
«Новгородцы же пришли было во Псков с многочисленным войском, собираясь освобождать замок от тевтонской осады, но услышав, что замок уже взят, а их люди перебиты, с большим горем и негодованием возвратились в свой город» (Хроника Генриха Латвийского). Как видим из этого сообщения, помощь была близка, но лишь Татищев дает четкое указание на то, почему она задержалась «Но поскольку у новгородцев с князем было несогласие и между собою распри великие, не могли о помощи Юрьеву согласиться и оказать, как того требовалось». Вот и все, как говорится, ничего не добавить, ничего не прибавить.
