Париж. Татьяна Юрьевна Чурус

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ которая висит прямо над самой моей головой, не заказывают на обед штуфа́т

      (многие и слова-то такого не знают: «штуфат» – я и сама не знала, пока не попала в Трускавец),

      и мусс, и суп фруктовый, и сколько хочешь гречки, не пьют кислородный коктейль

      (коктейль похож на пену от стирального порошка, только сладкую),

      не ходят на процедуры в лечебницу

      (в лечебнице работает Сте́фа, которая накладывает мне озокерит – это такая лечебная грязь – на «область правого подреберья» – так записано в моей санаторно-курортной книжке, – а он пахне-е-ет – обалдеть как!),

      не пьют «Нафтусю»

      (пьют «Нафтусю» обычно в Бювете минеральных вод из таких кружечек с носиком – у меня зелененькая кружечка с надписью «Трускавец»)!

      Трускавец! Он такой мягкий, такой зеленый, будто нота соль. Я брожу по узким улочкам и пою «Париж-Париж, Париж-Париж, Париж-Париж, Париж-Париж! А-а! А-а!» А прямо на улицах деревья – и на них растут сливы, грецкие орехи! А на главной площади голуби, тьма голубей: их можно кормить с руки, хлебом, семечками

      (если бы бабушка поехала со мной в Трускавец, она обязательно кормила бы местных голубей своими мочонками).

      Один голубь ка́кнул маме на берет. «Бандеровец проклятый!» – сквозь зубы процедила мама и обтерла берет салфеткой. А по радио объявляют: «Гово́рит Кыев. Девять годын, пятнадцать хвылын»! А вечером в санатории танцы или кино! И пока никого нет, можно снять туфли и в одних носках скользить по паркету, которым выложен пол в большом зале

      (паркет этот скользкий как лед – не то что Аленкин пол, вымазанный маслом)!

      А потом сбежать от родителей с девчонками и мальчишками в зимний сад и рассказывать страшные истории до ночи. Я дружу с Сережкой Капульником

      (мы сидим с Капульниками: Сережкой и его бабушкой Зоей Сергеевной – в столовой за одним столом)

      и с Сережкой Морозовым

      (Морозов, дурак несчастный, сидит в самом конце большого зала, видит мое отражение в зеркале и посылает воздушные поцелуи – шарики за ролики заехали, что ли?).

      «В одном черном-черном городе стоит черный-черный дом», – низким голосом шепчет Анька Синько

      (Аньке – у нее толстые красные губы – очень нравится Сережка Морозов).

      «Сто раз уже рассказывала, забодала! – Сережка Морозов хватает меня за руку, тянет куда-то в угол. Темно, страшно и пахнет розами. – Я тебя сейчас целовать буду!» – бубнит Сережка, его глаза сверкают в темноте, как у разбойника. Я чихаю – Сережка тычется носом в мою щеку, и я чувствую на губах вкус ириски «Кис-кис». «Ну вы что, вообще, что ли?» – кричит Анька Синько. «Отвали на полштанины!» – отталкивает ее Сережка. Мы идем с ним по коридору в обнимку. А на следующее утро его щеки горят красными пятнами, когда он смотрит на мое отражение в зеркале. «Париж-Париж, Париж-Париж, Париж-Париж, Париж-Париж! А-а! А-а!..»

      Между прочим, СКАЧАТЬ