Клуб. Мефодий Хмуров

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ остались (дружба с писаками – дело неблагодарное, так как гонору у них ого–го, себя везде ставят во главу угла и вообще даже просто общаться с ними бывает тяжело, что уж говорить о какой–то там дружбе), а второй – забить свою тесную комнатушку, в надежде на то, что она еще кому–то понадобится.

      Это и трагично, и смешно, но эти же книги позже писатели используют вместо стула, которого нет по причине крайней нищеты этого титана мысли, и на виселицу, сделанную своими же руками из люстры и ремня, писатель неловко вскарабкивается по трупам своих надежд, облеченных в россыпь чернильных знаков.

      Только по этой чернильной тропе писатель может взойти на эшафот, сложить там голову и пережить чудесное перевоплощение в непристойное бензиновое создание, плюющееся драгоценными камнями налево и направо. Только умерев, можно увидеть свою жизнь – персонаж, сошедший с картины и пересекший рамку, не сможет вернуться обратно, но сможет осознать двумерность прошлой реальности, её ограниченность. Так чего же ты боишься больше – умереть или остаться в своем измерении?

      Тяжело. Металл. Запах бензина. Снова – тлеет. Снова – дым. Снова включаю диктофон.

      – Исследователь не должен писать. Исследователь вообще никому ничего не должен, он может даже не быть исследователем, но это, конечно, желательно, в противном случае вышеописанные суждения могут не работать. Впрочем, они и так могут не работать, – короткий смешок.

      – Исследователь может быть, он может снимать фильмы, сочинять музыку или ломать рёбра; он может насиловать детей, может жрать горстями снег, джанк, трупы. Как дать определение Исследователю, если это лишь состояние, в которое может впасть кто угодно и когда угодно?

      Перематываю.

      – Кто угодно и когда угодно…

      Перематываю пораньше.

      – Как дать определение Исследователю, если это лишь состояние, в которое может впасть кто угодно и когда угодно?

      Вздыхаю. Достаю кассету из диктофона. Инструменты, ножницы и скотч – под кроватью. Короткая склейка. Снова запускаю запись.

      – Как дать определение состоянию, если это кто угодно? Исследователю, в которое… когда угодно… Ломать рёбра, жрать горстями джанк и трупы…

      Я довольно оскалился. Я был лишь в начале чернильного пути.

      –

      Цветов думает, будто бы я сошел с ума. Все так думают. На деле – нет, нет и еще раз нет. Я – самый настоящий врач. Да, сейчас мне приходится работать без диплома и под прикрытием, но я знаю, что делаю и зачем.

      Однако заявлять такое группе асоциальных торчков опасно. Все начнется с хихиканья и улюлюканья, заявлений, что я вовсе не врач, а просто джанки, который после очередного кислотного трипа вообразил себе невесть что.

      Потом, после длительных увещеваний, найдутся среди них такие, которые не прокурили свой мозг до основания, а потому сохранили способность рассуждать здраво.

      Но и от них потом не спасешься – коновал, в понимании джанки, существует для выполнения двух целей: написание рецептов и СКАЧАТЬ