Глубокое синее небо. Иван Гобзев

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ она смотрит на меня, размахивает ручками, чего-то лопочет и улыбается. Девочка грязная, конечно, месяца два не мыли, но пахнет, как сирень. У неё толстые ручки и ножки с кучей складок, круглые пухлые розовые щёчки, лохматая голова. Она сидит голенькая после мытья и валится набок, потому что ещё не умеет держать равновесие. Видя, как она улыбается, я почему-то хочу заплакать, но вместо этого улыбаюсь ей в ответ. И это тоже для меня необычно, наверно я не улыбался уже тысячу лет. По крайней мере, я не помню, когда это было в последний раз. Но наибольшее волнение меня охватывает, когда она хохочет. Если я скажу, что её смех похож на шум лесного ручья, это будет глупо и неправдоподобно, но мне всё равно кажется, что её смех именно такой. Это настолько чистый и радостный звук, что я удивляюсь, отчего небо не становится немедленно ясно-синим и не распускаются повсюду цветы. Во всяком случае, я переживаю внутри нечто подобное. Это чувство удивляет и пугает, и вновь у меня – у видавшего многое мужчины – наворачиваются слёзы. И, кажется, я начинаю понимать почему: слыша её смех, я вспоминаю о потерянном рае.

      Если бы не она, я бы, наверно, уже и не смог вспомнить о том, что было. В последнее время прошлое стало даже не сном, оно исчезло, как будто его не было никогда, и я вечно сидел в этом чёрном Городе, городе проклятых, среди прокажённых, безумных и убийц. Если ты не помнишь прошлое, если не способен пережить те ощущения, что ты испытывал многие годы назад, когда ты был другим, то как доказать, что прошлое было? Никак. Значит, его не было. Но я-то теперь знаю, что оно у меня было, и я сам был другим, потому что читаю это в глазах моей девочки. Это написано на её лице, когда она улыбается мне. Она смотрит на меня хитрыми и очень умными глазами, хотя я сильно сомневаюсь, что в её возрасте может быть какой-то ум. Но факт остаётся фактом, у неё разумный взгляд, и она так лукаво глядит, как будто знает нечто такое, чего я не знаю. И это её тайное знание вселяет в меня надежду.

      Глядя на своё отражение в треснувшем зеркале, я с удовлетворением отмечаю, что у нас с ней одинаковые причёски. Удивительно, но её волосы стоят точно в таком же беспорядке, как и мои, словно нас обслуживал один и тот же безумный парикмахер. Но вместо парикмахера была природа, и для меня это добрый знак. Ведь если хаос (пускай всего лишь на голове) повторяется дважды, то это уже порядок.

      А иногда она вдруг начинает плакать. Если она устала и не хочет больше быть одна, если её устраивает только положение на руках, то её ни в коем случае нельзя укладывать в кровать. Иначе её глаза мгновенно наполнятся слезами и она зайдётся таким горьким плачем, что, кажется, даже эти серые каменные стены не выдержат. Я наклоняюсь к ней, она сразу перестаёт плакать и тянет ко мне руки, пытаясь самостоятельно подняться. Я беру её и подхожу к окну, чтобы проверить, не услышал ли нас кто. Она обнимает меня за шею и прижимается головой к груди – так, как никто никогда ко мне не прижимался и уже не прижмётся. Я осторожно выглядываю на улицу и вижу прохожих. Они спешат с бледными лицами мимо, ничего не видят и не слышат, они смотрят под ноги, на разбитую дорогу, и никогда вверх. Они ищут меня, чтобы убить. Как может быть что-то светлое и радостное в этом чёрном Городе, куда даже солнце боится заглянуть и где деревья давно умерли? – спрашиваю я себя.

      По старой легенде, первые люди были изгнаны из рая. И я гадаю, как быстро они утратили с ним связь? Как скоро они перестали быть благими, и какими они стали, когда день навсегда превратился в ночь?

      О, Господи, – вновь и вновь восклицаю я, прижимая её к себе, – как же оказался я здесь? Что привело меня сюда? Могло ли быть иначе? Неужели я стал одним из них? И чтобы понять это, я вспоминаю всё с самого начала, всё, что могу вспомнить. И уж простите, если рассказ я поначалу поведу слезливый и сопливый, сложно мне говорить о ранней поре без приторной нежности и сентиментальности!

      Моё детство прошло невдалеке от Дороги. Я с самого начала так привык, что по ту сторону живут Другие, что не испытывал к ним почти никакого интереса. Но те дети, которые приезжали к нам в гости из отдалённых районов, первым делом спрашивали меня: «А ты их видел? Какие они?» И когда оказывалось, что я их не видел, они не могли скрыть разочарования. Да, я их не видел. Родные всегда говорили нам с сестрой, что к Дороге приближаться опасно, потому что можно серьёзно заболеть или сойти с ума. Однажды я видел пожилую растрёпанную женщину, которая стояла поздней осенью босая в луже и кричала прохожим: «Не ходите туда! Не ходите!» Взгляд у неё был совсем дикий. Так вот сошествие с ума у меня ассоциировалось с этой женщиной. Мы, конечно, не хотели, чтобы с нами случилось что-нибудь такое, и близко к Дороге не подходили. Тем более, с нашей стороны вдоль Дороги всегда, сколько я себя помню, возвышалась сплошная бетонная Стена, уходящая в обе стороны за горизонт. Если стоять близко от Стены, можно было слышать не прекращающийся гул, как будто мимо него пролетал взад-вперёд гигантский шмель. Стена не везде была сплошной, в одном месте, в разрыве, стояли лавки и магазины. Там торговали некоторые наши, в том числе мой дядя, с живущими на другой стороне. Рынок был огорожен каменной кладкой, и внутрь вела единственная дверь. А в дверь, понятное дело, кого попало не впускали.

      Когда СКАЧАТЬ