хирургическим скальпелем, светящуюся прозрачными мультфильмами Уолта Диснея, выжимая мескалиновых Микки-Маусов и мескалиновых Диззи в свой граненый стакан, выпивая зараженную галлюциногенным ядом кровь; я неделями хранил в большой дубовой бочке, сваленные в единую кучу: яблоки, груши, сливы и томаты, разбавленные несколькими фунтами тростникового сахара, заставляя их бродить до состояния алкогольного напитка а-ля пруно – фирменного самогона заключенных тюрьмы в Гуантанамо, поминая этим пойлом хенд мейд Слай; я смешивал односолодовый виски «Пропер твелв» с ядом саламандры – заказанным мной на «иБэй»; я раскалывал мускатный орех надвое, вынимая жемчужину его плода, растирал его в порошок, смешивая с миллиардом амфетаминовых частиц эзотерической пыли, добытой из раскрошенного черепа Сталина и, – метилоном, засыпая получившуюся «волшебную смесь» в жерло курительной трубки из кукурузного початка, поджигал, вдыхая проходившие через нее испарения наркотического дыма; я ел таблетки экстази, словно сухие завтраки «Келлогс», смешивал «пошлую молли» с алкоголем и марихуаной; жарил тыквенные семечки на чугунной сковороде, водянистый вкус которых, такой же знакомый, как и первый онанизм, возвращал меня в сладкую матрицу детства; я лежал на полу, на матрасе набитым кукурузной соломой; чертил на старых обоях, цветом недозрелого яблока, нацистскую свастику… миллионы маленьких нацистских свастик, падающих из открытого рта Пиночета, нарисованного точно и откровенно, графитовым карандашом… Читал Сэлинджера, рассказ «Тедди», напечатанный в «Нью-Йоркере»… Читал в обратном порядке, пытаясь продегустировать ускользающую от меня суть… Я нюхал кружевные слипы оставленные тут Слай, темно-бордового цвета… вдыхал ее потерянный запах похоти и, скользил своими грубыми пальцами – вверх-вниз, по жесткому основанию эрегированного члена… мимикрируя – в Вавилонскую нефть, в эмокор от «Минор Треат», в нью-вейв от «Зе Карс» … меняя свою ртутную кровь на кокаин… Я видел, как я читал священные суры, у скал Андромеды, близ Яффо, в Палестине; лежа абсолютно голым, облитый шоколадным соусом и облепленный мадагаскарскими бабочками, с большими полупрозрачными живописными крыльями, темно-вишневыми, переливающимися на свету; под «спидами», на погребальном дольмене, обливая Коран керосином, вырывая из него страницы, и сжигая их; я спал на полу, подобно индийским йогам, на деревянной доске из которой, ровными рядами торчали длинные острые гвозди – прокачивая скилл своей рефлексии: желтохохлый какаду клевал цветочную тлю, маленьких жуков зелено-розового цвета, которые ели лепестки фиалок, а я, пил мозг из его головы… Я собирал дождевую воду, ел сырую рыбу, а однажды, мне удалось поймать темнохвостого голубя, сидевшего на ветке персикового дерева, поющего в оберег тонкого льда: «Quaesto! Quaesto!», и высосать из него кровь …
Я смотрел за горизонт, где реликтовый лес, вылепленный из пшеничного пластилина, золотисто-желтый, словно непричесанная голова Кэррота Топа, выблеванный, суррогатной матерью Ба-Пефа, метамфетаминовой амброй, застыл в позе опистотонус,
СКАЧАТЬ
