Когда, спустя десять минут, она выбралась наружу, из всей экипировки на ней осталась лишь мокрая черная футболка да камуфляжные штаны трудноопределяемой принадлежности: мало ли, кто и что носит на этой планете? Наверняка ведь здесь располагались какие-нибудь армейские склады, благополучно разграбленные еще в первые дни мятежа. А значит, и военное имущество должно быть достаточно широко распространено среди населения – обычное дело, чего уж там. Злорадно хмыкнув (настроение после купания заметно улучшилось), Лика обильно перемазала брюки глиной – попробуй теперь определи, что это был за камуфляж, то ли заношенный федеральный, то ли просто грязно-местный! Распихав по карманам запасные обоймы и аптечку (свой медикит, до того штатно закрепленный на внутренней поверхности плеча, сняла, укрепив на бедре под брючиной), засунула пистолет под ремень на животе и прикрыла выпущенной наружу футболкой. Вроде нормально, при беглом осмотре незаметно, а серьезного обыска ей все равно допускать никак нельзя, тогда уж лучше сразу пулю в лоб. Несколько секунд размышляла, что делать с камерой. С одной стороны, репортеры обеих воюющих сторон пользуются журналистской неприкосновенностью и охраняются кучей статей международных соглашений, но с другой – их братию на войне не слишком-то жалуют. Если поймают и обнаружат при ней камеру с записью боя, как минимум изнасилуют в назидание, а как максимум тут же и пристрелят. Так, на всякий случай. Журналисты ведь, чего греха таить, почти всегда работают на разведку – можно подумать, если бы не их с Сергеем отношения, Лику бы эта участь миновала! Работала бы как миленькая, делала, чего скажут, иначе и близко к десантному челноку не подпустили бы. Но камеру с собой тащить в любом случае не стоит. Лика вытащила и спрятала поглубже в карман заполненную едва ли на четверть матрицу памяти, а камеру, широко размахнувшись, безо всякого сожаления разбила о ближайшую стену.
Перед тем как уйти, запихала в душевую кабину сброшенную броню – пока внутрь не залезешь, вряд ли найдешь, а внутрь в ближайшее время вряд ли кто полезет. Ну, а когда найдут, она в любом случае будет уже далеко. Все, можно идти, и, желательно, подальше от города. Нет, с одной стороны, в руинах проще спрятаться, но с другой – город небольшой, скорее даже не город, а крупный поселок городского типа, где все в той или иной мере друг друга знают. А значит, шансы, что рано или поздно кто-то задастся вопросом «кто она такая?», достаточно высоки. Озлобленные, потерявшие кров, а то и родных люди зачастую более внимательны к мелочам. Да и местные власти наверняка попытаются навести хоть какое-то подобие порядка, что ей тоже совершенно ни к чему. Отсутствие документов еще можно как-то объяснить, но вот непривычный акцент, вернее, полное незнание особенностей местного языка? Что с того, что коренное население разговаривает на всеобщем – проколоться-то можно на любом неверно произнесенном слове или неизвестном обороте речи! Вот и получается, что уходить надо в любом случае.
