История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции. Виктор Петелин

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ заглянуть в любой финал. Скажем, в конец своей дружбы, любви, в конец книги, в конец своего пути. Кроме того, он изрядно и повсеместно обнаглел, требуя и получая от жизни больше, чем ему причитается… У человека должно быть недосягаемое в жизни… потому что убеждённость любого и каждого во вседоступности в конечном итоге сведёт на нет творческое усилие таланта, просвещённость, честь, доблесть, трудолюбие и тому подобные высшие достоинства разума и воли!»

      В 1975 году, когда К. Воробьёв работал над повестью «…И всему роду твоему», он откровенно признался, что в книгах современных беллетристов нет мудрости: «Возможно, дело в том, что большинство нынешних писателей представляется мне чересчур резвыми и здоровыми, извините, мужиками, и поэтому чужая человеческая жизнь в их сочинениях похожа не на кардиограмму сердца, а на прямой воронёный штык».

      Воспринимать чужую человеческую жизнь как кардиограмму сердца… Только в этом случае писатель создаст нужное для своего народа и времени произведение, откроет тайные глубины человеческой души.

      Таким предстаёт и Константин Воробьёв в сборнике «Друг мой Момич».

      Повесть, давшая название сборнику, напечатана впервые, хотя написана ещё в 1965 году. С историей создания этой вещи связаны и некоторые личные воспоминания автора этой книги, которому довелось познакомиться с Константином Воробьёвым в тяжёлое для него время. С газетных и журнальных страниц, в выступлениях и докладах постоянно сыпались упрёки по его адресу за его повесть «Убиты под Москвой», опубликованную в «Новом мире» (1963. № 2). Упрекали за искажённое изображение великой битвы под Москвой в ноябрьские дни 1941 года, за отбор «лишь самого плохого, самого трагичного», «за вольное или невольное сгущение красок», за «настроение безысходности, бессмысленности жертв, принесённых на алтарь Отечества, которое навевает произведение»… Эти упреки, конечно, самые безобидные, а ведь говорили и писали слова похлеще: «Да, из неглубокого колодца черпали материал для своих повестей К. Воробьёв и Б. Окуджава. И дно этого колодца покрывал отнюдь не чистый песок. Вот и всплыла у них на поверхность всякого рода слизь да липкая грязь. А всё чистое, мужественное, святое, что характеризовало нашего человека на войне, оказалось погребено под густым слоем этого ила» (Урал. 1963. № 9).

      Так что в выражениях не стеснялись. И всем было ясно – почему. Только что прошли знаменитые встречи Н.С. Хрущёва с деятелями литературы и искусства, на которых всесильный генсек раздавал тумаки и «пышки». А на июньском 1963 года Пленуме ЦК КПСС Д.Ф. Ильичёв прямо сказал: «Для советских людей священна память воинов, отдавших жизнь за свободу отечества. Нельзя вдохновить на подвиг, не уважая подвигов уже совершённых. Однако в некоторых художественных произведениях, посвящённых Великой Отечественной войне, на первый план выступают не подлинные герои войны, а бессмысленно погибающие страдальцы…»

      «Бессмысленно погибающие страдальцы» – это кремлёвские СКАЧАТЬ