Самое гордое одиночество. Анна Богданова

Чтение книги онлайн.

      – В интернате для умственно отсталых детей, – поспешила добавить я, но Рожков на это мое уточнение не обратил ни малейшего внимания и продолжал, напористо повторив конец последней своей фразы, для того, видимо, чтобы не сбиться:

      – Со стажем работы 43 года. Этой достойной, исключительной женщины, каких в нашей стране остались считаные единицы!

      В этот момент в туалете громко полилась вода и заглушила на минуту дифирамбы секретаря в честь моей неповторимой бабушки.

      – А где можно избавиться от бактерий с моих верхних конечностей? – спросила Глория Евгеньевна, выйдя из уборной и одергивая юбку. Я вопросительно посмотрела на ее супруга, требуя расшифровки.

      – Ванная! Где у вас тут ванная комната?

      – Дверь рядом, – отозвалась я. Пока секретарь продолжал напевать хвалебные оды коренной москвичке и отличнице народного просвещения, я думала о том, что госпожа Рожкова обладает не только необычной внешностью, но и изъясняется крайне странно – подобно тем самым дамам из города N из бессмертной поэмы Николая Васильевича Гоголя, которые отличались необыкновенной осторожностью и приличием в словах и выражениях: «Никогда не говорили они: «я высморкалась», «я вспотела», «я плюнула», а говорили: «я облегчила себе нос, я обошлась посредством платка». Ни в каком случае нельзя было сказать: «этот стакан или эта тарелка воняет». И даже нельзя было сказать ничего такого, что бы подало намек на это, а говорили вместо того: «этот стакан нехорошо ведет себя» или что-нибудь вроде этого». Вот и Глория Евгеньевна объяснялась аналогичным образом – может, это была привычка, выработанная в течение многолетнего самосовершенствования, может, такие завуалированные, витиеватые обороты она использовала, чтобы не сказать чего-нибудь лишнего, а может, просто пережитки строгого воспитания сверхкультурных ее родителей, которые, приучая дочь так неестественно изъясняться, тем самым облагораживали великий и могучий русский язык, выметая из него бранную, непристойную лексику.

      – Куда можно положить самую неприличную часть своего тела? – спросила она, выйдя из ванной.

      – Задницу? – Я все больше входила во вкус самостоятельной расшифровки и опрометчиво попыталась угадать, что на сей раз имеет в виду госпожа Рожкова.

      – Какой позор! – пролепетала она и покраснела, будто вышла на улицу средь бела дня в одном фартуке, забыв надеть все остальное.

      – Садись в кресло! – скомандовал супруг и сам плюхнулся в соседнее. Я же положила самую неприличную часть своего тела на стул возле письменного стола и сидела, как бедная родственница. Такое впечатление, что я приехала к ним из какого-то богом забытого городишка проситься пожить у них в квартире недельку-другую.

      – До нас дошли сведения, что вы, Марья Алексеевна, а также ваша мать – Полина Петровна позорите светлое имя одного из самых активных и достойных членов нашей партии – Веры Петровны Сорокиной! – проговорил СКАЧАТЬ