Живая Литература. Произведения из лонг-листа премии. Сезон 2011-2012. Коллектив авторов

Чтение книги онлайн.

      Высохшая, тощая как палка,

      с вековечной скорбью на лице,

      ты стоишь как старая гадалка,

      женщина в потёртом пальтеце.

      В сторону глаза свои скосила,

      плотно сжался тонкогубый рот.

      Неужели есть такая сила,

      что тебя от вечности спасёт?

      Тишина, лениво шевельнулась

      тень на листьях цвета янтаря.

      Может там, откуда ты вернулась,

      всё ещё дымят концлагеря?

      Может быть, твоих сестёр и братьев

      топят там как бешеных собак,

      и клинок с неистовым проклятьем

      над тобой заносит гайдамак.

      Мир ли светлый впереди ты видишь

      или сына обгорелый труп?

      Твой картавый полумёртвый идиш

      как слюна соскальзывает с губ.

      Я ощутил родство между собой

      и кладбищем еврейским в Кишинёве,

      как будто пробудился голос крови

      и взвыл Иерихонскою трубой.

      И Театральный переулок мой

      забыть навечно не хватает силы:

      кружат над ним знакомые могилы,

      как ласточки – и летом и зимой.

      Из эмигрантской дали грозовой

      спускаюсь вниз – по снам, как по ступеням,

      в осенний сад, к таинственным растеньям,

      где не поймёшь, кто мёртвый, кто живой.

      Я судьбу ломаю о колено,

      ничего не чувствуя почти.

      Словно имя древнее Елена

      загорелось на моём пути.

      Или летней золотой порою

      на исходе сорока годов

      захотело моё сердце в Трою,

      эту матерь мёртвых городов.

      Боли нет в прощанье запоздалом

      и надежды не заметно в нём.

      Жизнь как будто небо над вокзалом

      залита серебряным огнём.

      И я вошёл с отцом и сыном,

      с надеждой, стёршейся до дыр,

      в Израиль, что вколочен клином,

      в арабский выморочный мир.

      Здесь лишь один скачок звериный,

      и всех действительно убьют.

      Израиль, черны твои раввины,

      молитвы грозные поют.

      Остёр зрачок израильтянки,

      насквозь готовый проколоть.

      Когда в ночи рванутся танки

      на человеческую плоть.

      В изгнании горьком и сладком

      оборвана времени нить.

      Под рухнувшим, мёртвым порядком

      какие надежды хранить?

      От гари, тоски и бензина

      страшна неродная краса.

      Слышны твои хрипы, чужбина,

      под утро – в четыре часа.

      В субботу шершавое пенье,

      как шорох дождя в тростнике.

      Но кажется нет воскресенья

      на этом библейском клочке.

      В раскалённой расплавленной сини

      нет ни капли колодезной тьмы.

      И свирепо дыханье пустыни

      опалило сердца и умы.

      Палестина, железною сетью

      разметались твои города.

      И молчат изжитые столетья,

      как СКАЧАТЬ