– Я только два раза его видела. И то в ночных кошмарах. У всех детей бывают ночные кошмары.
– Нина тебе тоже, конечно, снится. Это тоже кошмары?
– Совсем нет! Это хорошие сны.
Доктор был удивлен.
– А когда ты вспоминаешь Нину, тебе грустно?
– Да. Но я… Я также вспоминаю, как весело нам было ездить по магазинам, как мы примеряли платья, свитеры. Вспоминаю ее улыбку и смех.
– А угрызения совести? Ты чувствуешь себя виноватой в том, что случилось с Ниной?
– Нет. Может быть, Нина не умерла бы, если бы я не пришла в гостиную и не привела за собой Шинера, но я не испытываю чувства вины. Я старалась быть хорошей приемной дочерью, и они были счастливы со мной. Просто жизнь преподнесла нам большой сюрприз, но это не моя вина. Сюрприз – это всегда сюрприз, от него не спрячешься.
– Сюрприз? – переспросил доктор в недоумении. – Значит, ты считаешь, что жизнь – это череда неожиданностей? Как в немой комедии?
– До какой-то степени.
– Значит, жизнь – это комедия?
– Нет, жизнь – вещь серьезная и смешная одновременно.
– Разве это возможно?
– Если вы этого не понимаете, – сказала Лора, – то, наверное, вопросы должна задавать я.
Лора заполнила целые страницы следующей тетради своего дневника замечаниями о докторе Буне. О неизвестном ангеле-хранителе там не было ни строчки. Она даже старалась не вспоминать о нем. Он ее подвел. А Лора привыкла рассчитывать на него. Усилия, которые он приложил для ее спасения, заставили ее почувствовать себя особенной, и эта мысль служила ей опорой после смерти отца. Теперь она раскаивалась, что посмела надеяться на кого-то, кроме себя, когда речь шла о ее жизни. Она по-прежнему хранила, но больше не перечитывала ту записку, что он оставил на столе после похорон отца. И с каждым днем прошлые подвиги ее хранителя во имя ее блага все более казались вымыслом, нечто вроде сказок о Санта-Клаусе, которым она давно не верила.
В день Рождества девочки вернулись к себе в комнату нагруженные подарками, полученными от благотворительных обществ и просто отдельных жертвователей. Вечер завершился пением рождественских песен, и Тамми удивила Лору и близнецов, присоединившись к хору. Она пела негромким, дрожащим голосом.
Прошло еще немного времени, и она почти перестала грызть ногти. Она еще не преодолела целиком свою замкнутость, но казалась более спокойной и довольной собой, чем когда-либо прежде.
– Теперь, когда нет этого извращенца, – сказала Тельма, – она, смотришь, и оправится.
Двенадцатого января 1968 года, это была пятница, Лоре исполнилось тринадцать лет, но она не отмечала день рождения. У нее не было настроения.
В предыдущий понедельник ее перевели из приюта Макилрой в Касвелл-Холл, приют для старших детей в Анахейме, в пяти милях от ее СКАЧАТЬ