общаться, а такое случалось нечасто, поскольку в периоды перманентно наступающей ясности я мало интересовался окружающим миром, больше сосредотачиваясь на собственных проблемах. Тем не менее мой плавный переход из разряда «буйнопомешанных» в разряд «тихопомешанных», а также редкие ответы и кивки немного приободрили соседа, и он стал часами беседовать со мной. Тема была неважна, он мог обсуждать что угодно, начиная от качества еды, которой нас потчевали тюремщики, и заканчивая подробнейшим изложением собственной биографии. Кроме меня, поговорить ему больше было не с кем, а сидел он тут уже довольно давно. Его бесконечное тарахтение поначалу воспринималось мною просто как шум, затем, по мере того, как разум оправлялся от шока, не слушать этого полудурка становилось все труднее и труднее. Против воли я принужден был узнавать сообщения относительно прошлой жизни моего соседа, его привычек, пристрастий, его мнений по поводу мнений других сановников князя, его воззрений относительно политики и общественной жизни. Меня утомляли эти бесконечные многоглаголанья, но я не мог – не понимаю, почему – приказать ему заткнуться, или, протянув руки через решетку, просто придушить его. Последнее не составило бы труда: до встречи с Тенью я был не только колдуном, но и воином, и не самым худшим, этот же придворный взяточник и женолюб вряд ли когда-либо держал в своих руках оружие тяжелее кошелька или кисточки для письма. Тем не менее я его не убил. Что-то заставляло меня внимать всему этому бреду, не давая толком сосредоточиться на собственных мыслях... В один из дней (хотя там, в тюрьме, сложно было отличить день от ночи), когда этот полудурок – в который раз! – рассказывал мне о своих женщинах, это самое «что-то» проявило себя чуть более определенно. Сосед говорил о женщинах, с которыми имел близость; особенно он выделял одну из них, роскошную придворную даму. Если и было в этом слизняке нечто, отдаленно похожее на подлинные чувства и страсти – те, которое выворачивают наши души наизнанку, ради которых мы совершаем немыслимое, не жалеем и самой жизни, принося ее на алтарь ненависти или любви – то оно, это «нечто», относилось именно к этой женщине. Нет, не настоящее чувство, а именно тень его, что-то отдаленно (очень отдаленно) похожее. Что-то живое проскальзывало в нем, когда он говорил о своей Майгре Хеклек Сайпегра. Она была женой одного из дальних родственников князя, но жила раздельно с мужем и часто меняла любовников. Мой сосед был в их числе, но его Майгра, кажется, выделяла особо, потому как, даже получив формальную отставку, он не перестал быть частым гостем в ее доме, а иногда – и тем, кто в промежутках между смазливыми юнцами по-прежнему делил с Майгрой ложе.
И вот тут «что-то» и проснулось во мне. Я ощутил странную связь с этим человеком, будто бы коснулся чего-то, что, пока еще, не мог взять. Я не понимал, что происходит, но в тот момент я и не стал подвергать логическому анализу происходящее. Я ценю Келат, разумное начало в человеке, но никогда бы не смог стать колдуном, если бы не научился останавливать мышление, отодвигать Келат в сторону в тот момент,
СКАЧАТЬ
