Сумерки. Андрей Бурцев

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ – как тараканы, – философски заметил Леха, наливая на этот раз «Столичной». – Сегодня нет, а завтра слышь – шебуршат.

      – Кабы тараканы, – протянул Витька, – так и работать не надо. Тараканы, небось, сами собой заводятся.

      – Так же и деньги, – сказал Леха, глядя в упор на него. Он был серьезен и почти трезв. – Голову надо иметь, Витюха, а не подставку для кепки, тогда и деньги будут.

      – Можно подумать, у тебя они есть, – пробурчал Витька.

      Деньги были его больным местом. Сколько он помнил себя, вокруг всегда шли разговоры о деньгах, вернее, о том, что их нет. Сперва об этом постоянно говорили и постоянно ругались из-за этого мать с отцом, тогда еще живым и крепко пьющим. Потом об этом вздыхала мать, оставшись одна с бабкой и восьмилетним пацаном на руках, и вздыхала ровно шесть лет до самой смерти. Эстафету разговоров перехватила Тамара примерно через год после того, как стала его женой, когда Витька по примеру папаши, а может, и не думая о нем, стал «закладывать» в своей компашке, и его сначала вежливо, а потом уж и нет, начали просить то с одной работы, то с другой. В компашке тоже водились такие разговоры, особенно когда не хватало на бутылку. Одно время даже что-то вроде игры у них появилось – мечтать, что бы сделали, если б нашли миллион, но дальше «бросил бы работать и поил бы вас, черти, до посинения» дело не пошло, и игра заглохла. К тому же, миллион за последние годы быстро стал суммой смешной и незначительной, а попробуй смени его на миллиард – не прозвучит.

      Витька хотел еще что-то добавить, но тут подоспел третий стаканчик. После мягкого «Распутина» родная «Столичка» наждаком деранула горло. Вещи в комнате стали уже не расплываться, а меняться местами, и расползались вдоль стенок, как тараканы. Витька старательно закусил хлебом, но это мало помогло. Совсем отвык, с непонятной жалостью пронеслась мысль.

      Одноногий после третьего приема как-то сразу сломался и стукнул пустым стаканом по столу.

      – Вы только послухайте, – невнятно и громко заговорил он, заплетаясь языком и, как всегда, перебрав, претендуя то на пророчества, то на жалость к себе. – Вот я инвалид первый группы. Инвалид! – Он поднял к невысокому потолку корявый грязный палец с обгрызенным ногтем. – А что я имею за свою калеченность? Во!.. – Он сложил пальцы фигой и долго тряс этой фигой в воздухе, потом повернул ее к себе, осмотрел, точно диковину. – Так же и все вы. Все! – заорал он, взмахнул кулаком и, конечно, задел костыли, которые загремели на пол.

      Колям, молчаливый и совершенно, казалось, не захмелевший, полез под стол поднимать их, а Одноногий продолжал грозно-плаксивым голосом, и было ясно, что сейчас он испытывает неимоверную жалость к себе, к своей загубленной жизни.

      – Вот ты, к примеру, – ткнул он в сторону Витьки. – Жинка, дети, ах, жись какая, обещания там всякие даешь… А лишись ты, к примеру, как я, ходули, долго ты будешь нужен жинке своей? А? Я вот, по-твоему, долго ей был нужен? Ровно стоко, пока узнавала у врачей, не пришьют ли мне запасную. А как поняла, что ее не приштопать, так – фьюить! – Он протяжно свистнул. – А детки? СКАЧАТЬ