В эпоху самодержавного произвола такие принятые в Западной Европе понятия, как закон и право, в российской правовой мысли отсутствовали. «… Самое слово «право» было у нас неизвестно в западном его смысле, но означало только справедливость, правду» (Киреевский 1861: 195). Слово «закон» так же, как и право, заимствованное у западных славян, было синонимом слова «завет». Обозначало оно божественное или традиционное, исходящее от предков установление, с которым обязаны были считаться все, боящиеся кары за совершаемые смертные грехи.
Именно так трактует закон первый русский политический мыслитель Иларион в своем «Слове о Законе и Благодати» (XI век). Он понимает под законом высшее установление – предписание, регулирующее насильственными мерами поведение человека в обществе. Исходит это установление непосредственно от Бога или, по Его внушению, от избранных им лиц (пророка, правителя и т. д.).
В этот же период возникают идеи особого предназначения России, ее всемирной миссии спасать человечеств (См.: Сиземская 2008: 39–52). Не без сарказма об этой особой миссии России рассуждал Е. Н. Трубецкой, заметив, что Россия сидит в Царстве Божием по правую руку от Спасителя.
Иррациональному и даже мессианскому обоснованию предназначения России и жизни каждого человека в ней способствовала теоретическая концепция симфонии светской и религиозной власти впервые сформулированная в X веке.
Здесь уместно упомянуть такой законодательный памятник, как «Устав» св. Владимира, определявший место Церкви в жизни страны (Щапов 1972: 12).
Принятие «Устава» было первым опытом по осуществлению концепции византийской симфонии светской и религиозной власти на Руси. Из «Устава» следовало верховенство христианских законов над светскими, они провозглашались более значимыми, чем воля князя – «нарядника» земли. «Устав» ранжировал преступность. Прежде всего подведомственными суду епископа были преступления против Церкви (ересь, соблюдение языческих обрядов и т. п.), затем церковному суду подлежали и преступления, относящиеся к сфере гражданско-правовых отношений (похищение жен, обиды и др.).
Таким образом власть князя оказывалась ограниченной христианскими правилами.
«Устав» распространялся первоначально только «на христианскую территорию» Руси. По отношению к языческому населению Древнерусского государства власть князя оставалась неограниченной (Гулян 2008: 956–958).
С принятием христианства пришло понимание предела княжеской верховной власти. Христианские законы, нравственные нормы определяли границы власти князя. В древнерусских памятниках литературы отмечена эта новая взаимосвязь власти и религии. Так в «Поучении» князя Владимира СКАЧАТЬ