Они окружали Сталина. Рой Медведев

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ сноса древних Иверских ворот с часовней, располагавшихся при входе на Красную площадь у Исторического музея. Там же предполагалось снести церковь на углу Никольской улицы. А. В. Луначарского поддерживали ведущие архитекторы. Каганович, подводя итог обсуждению, безапелляционно сказал: «А моя эстетика требует, чтобы колонны демонстрантов шести районов Москвы одновременно вливались на Красную площадь».

      Замахнулись и на храм Василия Блаженного. Помешал архитектор, реставратор и историк П. Д. Барановский. Он добился встречи с Кагановичем и решительно выступил в защиту замечательного храма. Увидев, что Кагановича не убедили его доводы, Барановский отправил резкую телеграмму Сталину. Храм Василия Блаженного удалось отстоять, но Барановскому пришлось явно не без «помощи» Кагановича пробыть несколько лет в ссылке. Его жена рассказывала: «Петр Дмитриевич одно только и успел спросить у меня на свидании перед отправкой: “Снесли?” Я плачу, а сама головой киваю: “Целый!”»[157]

      Как видим, в этих случаях Каганович сам принимал варварское решение и категорически настаивал на его исполнении. В других случаях (и это как правило) его роль и долю ответственности невозможно установить точно. Видимо, многие «белые пятна» останутся белыми, несмотря на усилия историков; и в этом есть своя мрачная логика: преступления – и малые и большие – всегда совершаются подальше от людских глаз, и дефицит сведений у историков сам по себе дает почувствовать дух эпохи: «Мы живем, под собою не чуя страны, / Наши речи за десять шагов не слышны» (О. Э. Мандельштам). Но – возвращаясь к Кагановичу – даже если инициатива уничтожения была не его (пример – храм Христа Спасителя), от него исходило отнюдь не молчаливое согласие.

      Да и Сталин, позволивший храму Василия Блаженного остаться в живых, сделал это отнюдь не из любви к старине: «Как-то Хрущев доложил Сталину о протестах по поводу сноса старинных зданий. Сталин задумался, а потом ответил: “А вы взрывайте ночью”»[158].

      В начале связанной с Москвой деятельности Кагановича, в декабре 1930 года, по его инициативе и с одобрения Сталина была произведена административная реорганизация: вместо шести районов стало десять, было закрыто управление коммунального хозяйства и появились тресты при Моссовете: Трамвайный, Мосавтотранс, Гордоротдел и другие[159]. Вместо Мослеспрома, заготовлявшего дрова для всего города, стали выделять лесные участки районам, которые сами должны были себя обеспечить[160].

      В эти месяцы впервые был поднят вопрос о новом Генеральном плане для Москвы – пока еще не на трибунах, а в кабинетах. Сам Каганович так это описывал: «Началось с того, что в связи с некоторыми заминками в снабжении населения топливом и водой на Политбюро товарищем Сталиным был поставлен вопрос об обеспечении населения топливом, водой, о жилищном хозяйстве и о плохом состоянии мостовой на Арбатской площади. По мере рассмотрения этих вопросов товарищ Сталин все расширял и расширял рамки обсуждения до вопроса о Генеральном плане перестройки СКАЧАТЬ