Василий ловил все на лету, быстро освоил бухгалтерию, стал к восемнадцати годам правой рукой названного отца. Высокий, худощавый, русоволосый и русобородый, был он чем-то похож на былинного богатыря с картин Васнецова и неудивительно, что Александра Забродина влюбилась в Василия без всяких пожеланий Фрола Семёныча. Тот же лишь усмехался, когда жена его Ульяна Федуловна, Максимовых ненавидевшая, причитала при нем, что нищий конторщик станет зятем и наследником богатейшего в городе купца и фабриканта, миллионщика. Три года назад сыграли свадьбу, но вновь горе пришло к двадцатипятилетнему Василию Максимову – простыл после купания в холодной речной воде и умер от скоротечного воспаления легких всего за месяц после этого его благодетель, Фрол Семёныч Забродин. Александра стала с мужем хозяйкой большого капитала, промышленного и банковского, но в отличие от Василия, жила лишь одним – жаждой удовольствий и развлечений. Во всем послушная матери, женщине пустой, недалекой и злобной, хотела она с утра до вечера разъезжать по модным дорогим магазинам, посещать портних, вечером ужинать в ресторанах и сидеть в ложе оперетты, где на красивую и кокетливую купчиху посматривали жадно десятки мужских глаз. Поскольку муж почти все время проводил на фабрике и в банке, развивая семейное дело, расширяя производство, появились у Александры Фроловны ухажёры, сопровождавшие ее повсюду. Василий жене верил, сам себя корил, что мало уделяет ей внимания, переживал появившуюся вдруг холодность и равнодушие с её стороны, но по занятости делами и слабохарактерности ничего не предпринимал. Он в последнее время как-то осунулся, редко улыбался, все более замыкался в себе. Филимонов чувствовал, – если так и дальше всё пойдет, Василию Максимову скоро будет не до управления заводом, и в компаньоны на новое дело его будет приглашать не резон. Самому Николаю Егоровичу с женой, кстати, подругой Александры Забродиной по гимназии, повезло – Аня стала его надёжным товарищем, счастливой матерью двоих детей.
«Надо как-то помочь Васе, да вот как?» – вновь подумал Филимонов, подставляя лицо под свежий ветерок с реки. Несмотря на ранний час, город уже начинал просыпаться, с Дона зазвучали пароходные гудки, на соседней Сенной улице заскрипели телеги и повозки. На веранду вышла Анна, обняла и поцеловала мужа, спросила заботливо:
– Ты что так мало спал этой ночью, Николя?
– Дел много, Аннушка, за день все копится, а вечером не уходят мысли на покой, не дают уснуть.
– Что-то неприятное случилось?
Филимонов покачал головой:
– Да нет, в общем-то, ничего конкретного, но какое-то странное у меня предчувствие. Словно зреет незримо в воздухе беда, вселенская катастрофа. То ли это от летней жары, то ли от газет. Не знаю, родная, но неспокойно у меня на душе.
Анна молча посмотрела на мужа пристально, его тревоги передались ей, потом тихо спросила:
