Участники. Денис Епифанцев

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ это прошлое одинаково мифическое, как инки или шумеры. По большому счету современный человек вообще не заботится о сохранении прошлого. Поэтому и желание стало таким не ярко выраженным. То есть желают много, но не глубоко и не сильно. Не интенсивно, а имплозивно.

      С другой стороны, и сам механизм желания тоже… э-э… предан забвению. Когда все в финале сводится к обмену. Обмену одних знаков на другие – вещи, не имеющие меновой составляющей: соблазн, очарование, чувственность, наслаждение – становятся потерянными. Бессмысленными. Непонятными. Вместо горячей войны всех против всех что у нас есть? Прохладный символический обмен всех со всеми.

      – Смерть! – выкрикивает кто-то.

      – Смерть?

      – Смерть не имеет меновой стоимости.

      – О да. И, конечно же, смерть.

      – То есть ты хочешь сказать, – говорит другой, – что мы недостаточно чувственны или что, например, Саша, недостаточно соблазнительна.

      – Ну, если коротко, то да. Но только с одним дополнением, мы не говорим про тело, мы говорим про дискурс. Саша, которая прямо сейчас сидит изогнувшись на подлокотнике кресла в красиво обтягивающих ее ноги брюках и блузке, драпирующей грудь, прекрасно знает, как быть соблазнительной. Но когда ты переводишь сексуальное из реального в дискурс сексуального, из сферы телесной в сферу символическую, ты отделяешь чувственность. Ты называешь что-то чувственностью. А как только воображаемое становится символическим, как только желание проговаривается, оно перестает быть энергией, движением, экспансией. Становится чем-то, чего на самом деле нет.

      Что-то, что не поддается описанию, исчезает, на его место приходит знак.

      Какая у чувственности может быть меновая стоимость? А когда она появляется, это перестает быть чувственностью, это перестает быть соблазном.

      То есть у соблазна может быть много смыслов. Но у соблазна как знака – знак только один, и это знак валюты.

      – Да, я помню Баиру Хорошая девочка. Она училась в аспирантуре, на социальной философии. Работала моделью. Была такая якутская Наоми Кэмпбелл.

      – Она пропала полгода назад.

      Андрей смотрит на меня вопросительно.

      – А Инга пропала год назад.

      – Не слишком ли много пропавших без вести, хочешь ты сказать? – Андрей улыбается.

      – Ну а мы-то тут при чем? Люди, случается, пропадают.

      – Получается так, что вы вроде как последние, кто видел их всех троих живыми.

      Теперь Наташа говорит достаточно громко, чтобы всем за столом было слышно.

      – Интеллектуальное поле – это поле, где кроме тебя пасется еще очень много людей, но если ты выделишься, то можешь заработать очень много. Гораздо больше, чем в любом производстве. Марат Гельман одно время очень любил аргумент, что вся коллекция Пикассо стоит больше, чем весь Газпром. Это было его аргументом, почему нужно вкладываться в культуру. Это СКАЧАТЬ