Сочинения. Василий Розанов

Чтение книги онлайн.

      Как бы Б. хотел сотворить акт: но не исполнил движение свое, а дал его начало в мужчине и начало в женщине. И уже они оканчивают это первоначальное движение. Отсюда его сладость и неодолимость.

      В «s» же (utriusque sexus homines)[52] все уже кончено: вот отчего с «s» связано столько таланта.

      Одни молоды, и им нужно веселье, другие стары, и им нужен покой, девушкам – замужество, замужним – «вторая молодость»… И все толкаются, и вечный шум.

      Жизнь происходит от «неустойчивых равновесий». Если бы равновесия везде были устойчивы, не было бы и жизни.

      Но неустойчивое равновесие – тревога, «неудобно мне», опасность. Мир вечно тревожен, и тем живет.

      Какая же чепуха эти «Солнечный город» и «Утопия»:[53] суть коих вечное счастье. Т. е. окончательное «устойчивое равновесие». Это не «будущее», а смерть.

      (провожая Верочку в Лисино, вокзал).

      Социализм пройдет как дисгармония. Всякая дисгармония пройдет. А социализм – буря, дождь, ветер…

      Взойдет солнышко и осушит все. И будут говорить, как о высохшей росе: «Неужели он (соц.) был?» «И барабанил в окна град: братство, равенство, свобода?»

      – О, да! И еще скольких этот град побил!!

      – «Удивительно. Странное явление. Не верится. Где бы об истории его прочитать?»

      Что я все надавил на Добчинских?[54] Разве они не рады бы были быть как Шекспир? Ведь я, собственно, на это сержусь, почему «не как Шекспир», – не на тему их, а на способ, фасон, стиль. Но «где же набраться Шекспиров», и неужели от этого другим «не жить»?..

      Как много во мне умерщвляющего.

      И опять – пустыня.

      Всякому нужно жить, и Добчинскому. Не я ли говорил, что «есть идея и волоса» (по Платону), идея – «ничего», даже – отрицательного и порока. Бог меряет не верстами только, но и миллиметрами, и «миллиметр» ровно так же нужен, как и «верста». И все – живут. «Трясут животишками»… Ну и пусть. Мое дело любоваться, а не ненавидеть.

      Любовался же я в Нескучном[55] (Мос.), глядя на пароходик. «Гуляка по садам» (кафешантанам), положив обе руки на плечи гуляки же, говорил:

      – Один – и никого!

      Потом еще бормотанье и опять выкрик:

      – Вообрази: один и никого!

      Это он рассказывал, очевидно, что «вчера пришел туда-то», и – никого из «своих» не встретил.

      Он был так художествен, мил в своей радости, что «вот теперь с приятелем едет», что я на десятки лет запомнил. И что я его тогда любил, он мне нравился – это доброе во мне. А «литература» – от лукавого.

      (за статьей о пожарах[56]).

      Рассеянный человек и есть сосредоточенный. Но не на ожидаемом или желаемом, а на другом и своем.