Сочинения. Василий Розанов

Чтение книги онлайн.

      С востока – светает.

      На клеенчатом диванчике, поджав под длинную ночную рубаху голые ножонки, – сидит Вася[8] и, закинув голову в утро (окно на восток), с книгой в руках твердит сквозь сон:

      Не дается слово… такая «Америка»; да и как «игла» на улице? И он перевирает:

      – Ты что, Вася?

      Перевел на меня умные, всегда у него серьезные глаза. Плоха память, старается, трудно, – потому и серьезен:

      – Повторяю урок.

      – Так нужно учить:

      Это шпиц такой. В несколько саженей длины, т. е. высоты.

      – Шпиц? Что это??

      – Э… крыша. Т. е. на крыше. Все равно. Только надо: игла. Учи, учи, маленькой.

      И повернулся. По дому – благополучно. В спину мне слышалось:

      .

      Не литература, а литературность ужасна; литературность души, литературность жизни. То, что всякое переживание переливается в играющее, живое слово: но этим все и кончается, – само переживание умерло, нет его. Температура (человека, тела) остыла от слова. Слово не возбуждает, о, нет! оно – расхолаживает и останавливает. Говорю об оригинальном и прекрасном слове, а не о слове «так себе». От этого после «золотых эпох» в литературе наступает всегда глубокое разложение всей жизни, ее апатия, вялость, бездарность. Народ делается как сонный, жизнь делается как сонная. Это было и в Риме после Горация, и в Испании после Сервантеса. Но не примеры убедительны, а существенная связь вещей.

      Вот почему литературы, в сущности, не нужно: тут прав К. Леонтьев. «Почему, перечисляя славу века, назовут все Гете и Шиллера, а не назовут Веллингтона и Шварценберга».[9] В самом деле, «почему»? Почему «век Николая» был «веком Пушкина, Лермонтова и Гоголя», а не веком Ермолова, Воронцова и как их еще. Даже не знаем. Мы так избалованы книгами, нет – так завалены книгами, что даже не помним полководцев. Ехидно и дальновидно поэты назвали полководцев «Скалозубами» и «Бетрищевыми».[10] Но ведь это же односторонность и вранье. Нужна вовсе не «великая литература», а великая, прекрасная и полезная жизнь. А литература мож. быть и «кой-какая», – «на задворках».

      Поэтому нет ли провиденциальности, что здесь «все проваливается»? что – не Грибоедов, а Л. Андреев, не Гоголь – а Бунин и Арцыбашев. Может быть. М. б., мы живем в великом окончании литературы.

      Листья в движении, но никакого шума. Все обрызгано дождем сквозь солнце. И мамочка сказала:

      – Посмотри.

      Я СКАЧАТЬ