тоже, Рипсик недавно съездила во Францию, ее пригласили на литературный фестиваль, она выступала в нескольких больших городах и везде встречала восхищенных поклонников, которые читали и до сих пор, десять лет спустя, помнили ее роман, если раньше, несмотря на переводы и премии, она слегка сомневалась в своем таланте, то после этого путешествия успокоилась, поняла, что она писатель, настоящий писатель – нечто такое, о чем большинство тех, кто из года в год получал стипендию, в их числе и пара скользких русских парней, сумевших наладить контакт с состоявшей из одних эстонцев комиссией, и мечтать не могли. До сих пор Рипсик избегала критических слов о моем народе, наоборот, всегда его хвалила за пределами страны, но то ли она теперь наконец почувствовала себя в Эстонии дома, то ли просто «дошла до черты», в общем, когда вскоре после этого к ней пришли взять интервью, не помню уже, в связи с чем, она высказалась от души и прямо сообщила, что ей как «человеку с гор» стипендия не полагается. Последовавшая реакция отличалась от той, которой я по наивности ожидал, – я полагал, что знакомым писателям станет неловко, что они попытаются как-то продемонстрировать Рипсик моральную поддержку, примерно так, что «ну да, у нас тоже бывают всякие, но я уж точно не такой», – ничего подобного, сразу повеяло холодом, и когда через некоторое время я перевел новый роман Рипсик на эстонский и издательство решило устроить презентацию, на нее не явился ни один коллега – вру, один заскочил, но он поздравил только меня как переводчика, в сторону Рипсик даже не посмотрев… Это был автобиографический роман, Рипсик посвятила его мне, «любимому мужу, лучшему на свете», чтобы не разжигать зависти, я в переводе «лучшему на свете» вычеркнул, но это не помогло, ненависть стояла такая сильная, что когда на роман вышла рецензия, там можно было прочесть: «нытье больной раком». Когда я об этом рассказал Гаяне, она окаменела, в ее голове не умещалось, что кто-то может написать такое… От Рипсик я рецензию скрыл, я вообще в последние два года, после возвращения болезни, старался ограждать ее от плохих новостей, но – нота бене! – когда нас постигли неприятности со стипендией, она еще была здорова! Это совершенно точно, потому что за несколько дней до этого мы ходили к Обормоту и все было в порядке, в том числе анализ крови, рецидив начался потом, когда именно, никто не знает, но в любом случае после «подарка», и можно ли с убежденностью утверждать, что эти два события никоим образом не связаны?
Но зачем валить все на эстонцев, разве на родине Рипсик не могли остаться завистники, которые с удовольствием увидели бы ее если не в могиле, то, по крайней мере, несчастной, ведь она, как думала, наверное, не одна ее знакомая, сумела ловко выскочить замуж и тем самым избавиться от многих неприятностей, свалившихся на ереванцев в первой половине девяностых, когда из-за войны и блокады народ обеднел и лишился благ цивилизации – газа, отопления, горячей воды, нередко и электричества. Конечно, никто из близких Рипсик плохого ей желать
СКАЧАТЬ
