Пан Володыёвский. Генрик Сенкевич

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ mori!

      А Заглоба снова обнял его за шею.

      – Per amititiam nostram[21], Михал, коли любишь меня, коли уважаешь мою старость, женись! Столько вокруг девиц достойных, женись, говорю!

      Брат Ежи с изумлением посмотрел на друга. Пан Заглоба не был пьян, он, бывало, выпивал трижды столько и не заговаривался, стало быть, и сейчас повел такие речи разве что от избытка чувств. Но всякая мысль о женитьбе казалась Михалу кощунством, и в первое мгновение он был так изумлен, что даже не рассердился.

      Потом сурово посмотрел на Заглобу и сказал:

      – Ты, сударь, должно быть, перебрал малость!

      – От души говорю, женись! – повторил Заглоба.

      Пан Володыёвский глянул еще угрюмей:

      – Memento mori!

      Но Заглобу не так-то легко было положить на обе лопатки.

      – Михал, если ты меня любишь, сделай это ради меня и думать забудь про свое «memento». Repeto[22], никто тебя не неволит, но только служи Богу тем, для чего он тебя создал, а создал он тебя для сабли, и, должно быть, такова была его воля, коль сумел ты достичь в сем искусстве такого совершенства. Если бы вздумал он сделать из тебя ксендза, то наверное наделил бы иным искусством, а сердце склонил бы к книгам и латыни. Замечал я также, что люди солдат-праведников не меньше чем святых отцов почитают, потому как они в походы против всякой нечисти ходят и praemia[23] из рук божьих получают, с вражескими знаменами возвращаясь. Все так, не станешь же ты перечить?

      – Не стану спорить, да и знаю к тому же, что в поединке словесном мне тебя не одолеть, но и ты, сударь, согласись, что для печали в монастырских стенах куда больше пищи.

      – Ого! Коли так, то уж и вовсе следует монастырские ворота для тоски vitare[24]. Грусть-тоску следует в голоде держать, чтобы она подохла, а тот, кто ее питает, глуп!

      Пан Володыёвский не сразу нашелся что сказать и замолк, а через минуту отозвался грустным голосом:

      – Ты мне, сударь, о женитьбе не напоминай, такие напоминания только бередят душу. Давней охоты больше нет, слезами смыло, да и годы не те. Вон и чуб у меня уже седой. Сорок два года, а из них двадцать пять лет трудов военных – не шутки, нет, не шутки.

      – Боже милосердный, не покарай его за кощунство! Сорок два года? Тьфу! Погляди на меня! У человека вдвое больше за спиною осталось, а порой ох как трудно жар в груди охладить, лихорадку словно пыль вытрясти. Почитай память дорогой своей покойницы! Значит, для нее ты был хорош, а для других стар, негоден?

      – Полно, сударь, полно, не береди душу! – голосом, исполненным грусти, отозвался Володыёвский.

      И на усики его закапали слезы.

      – Буду нем как рыба, – сказал Заглоба, – но только дай слово чести, что бы там с Кетлингом ни было, месяц ты проведешь с нами. Надо тебе и Скшетуского повидать. Ежели потом в монастырь надумаешь вернуться, никто тебя не задержит.

      – Даю слово! – отозвался пан Михал.

      И они тут же заговорили о другом. Пан Заглоба рассказывал СКАЧАТЬ