Моя очередная встреча с президентом планировалась на декабрь 1998 года. Я к ней готовился: вполне возможно, там зашел бы разговор и о моей отставке. Внутренне я к этому был уже готов. Но вскоре мне объявили, что встреча не состоится и в декабре: президент срочно ложится в больницу.
Поскольку я уже физически ощущал, как сгущаются тучи над моей головой, то, сознаюсь, это сообщение я воспринял с облегчением.
Где-то 17–18 января ко мне зашел Хапсироков, наш управделами. Он плотно закрыл за собой дверь и, подойдя совсем вплотную, сказал:
– Юрий Ильич, у меня есть конфиденциальная информация. Я точно знаю, что на вас собран большой компромат. Поэтому, пока его не обнародовали, вам надо из Генпрокуратуры уходить.
Интересная ситуация. Хапсироков в Генпрокуратуре был всего-навсего главным завхозом. И хотя про себя, любимого, он обычно говорил: «Я, конечно, не первое лицо в Генпрокуратуре, но и не второе…», – даже такое высокое самомнение все-таки не позволяло ему вот так, совершенно бесцеремонно, предлагать своему непосредственному начальнику добровольно распрощаться со своим креслом. Было в этой его фразе что-то беспардонно кремлевское.
И хотя внутри у меня все клокотало, я ответил достаточно спокойно:
– Ничего противоправного я не совершал, поэтому ни о какой толстой папке компромата на меня и речи быть не может. Я сейчас провожу очень важные и принципиальные расследования. Поэтому я буду продолжать работать как и прежде. И уходить я никуда не буду. И не собираюсь.
– Жаль, Юрий Ильич, очень жаль. – Хапсироков вздохнул. – Последствия могут быть очень для вас неприятными.
– Кто вам сказал о компромате?
– Большие люди под большим секретом. И если я проболтаюсь, кто они, мне несдобровать.
В общем, «отфутболил» я его тогда, но понял, что вокруг меня начинает затеваться что-то нехорошее и серьезное. На душе стало гадко и противно. Судя по всему, Хапсироков передал мои слова тем, кто его посылал. Позже я узнал, что в этой истории замешан Бадри Патаркацишвили, правая рука Березовского. То, что Хапсироков был кем-то подослан и действовал в чьих-то интересах, было ясно как день. Это подтвердилось данными, снятыми уже на следующий день с подслушивающих устройств (наблюдение велось, кстати, абсолютно легально). Человеку, телефон которого находился на прослушивании, позвонил Дубинин и в беседе с ним сказал, что, дескать, Скуратову предлагают уйти, но тот пока сопротивляется и уходить не хочет. Откуда они узнали об этом? Откуда сведения? Кроме Хапсирокова, информацию о моем решении не увольняться не мог знать никто, так как на эту тему я разговаривал только с ним.
Мои мысли получили подтверждение и в двух других информациях, также при прослушивании телефонных переговоров в рамках одного СКАЧАТЬ