Дым родного очага. Елена Хаецкая

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ ти, на парапете подземного перехода, старик-бомж поглядывал на него с осуждением.

      Вполне приличный саксофон был прилеплен к его рту, как мятая «беломорина», и обращался музыкант с ним соответственно: дул, как ни попадя, отчего и самый инструмент выглядел замусоленным и мятым, сходно со своим хозяином.

      Музыки не получалось, но саксофониста это не смущало. Обрывая тему на любой ноте, он набрасывался на прохожих и требовал с них денег. Те брезгливо шарахались и некоторые откупались монеткой, что вызывало у получившего презрение:

      – Что, бумажку дать было нельзя?

      Женщина, проходившая мимо под руку с мужем, гордо, громко проговорила:

      – Я подаю только тем, кто мне нравится!

      Саксофонист закричал:

      – Нужна ты мне! Больно ты мне нравишься!

      Женщина и бровью не повела. Она хорошо знала, что нравится своему мужу. Ее не интересовал какой-то там мятый саксофонист.

      – Он монстр, – сказал ее муж. – Измельчавший орк, который явился сюда топтать музыку.

      При упоминании о монстрах старик-бомж чуть шевельнулся, двинул бровью и усмехнулся. Этот бомж часто околачивался здесь. Как и многие, он приходил сюда только отдыхать, а попрошайничал где-то в другом месте. Поэтому, видимо, он и позволял себе улыбаться и тем самым слегка разрушать образ несчастного бездомного старца.

      Оба супруга уселись чуть в стороне, игнорируя стоны обиженного саксофона.

      Это была не слишком молодая супружеская пара – из тех, у которых уже позади первая половина жизни, со всеми ее бурями, скандалами, «зудом седьмого года» и прочими неприятностями. Впереди расстилалась вторая половина – ровная, уютная равнина с купами кудрявых кустов и чудесными шумными рощами, где между корнями деревьев непременно прячется родник.

      Они сбежали из дома, от детей, от забот и немытой посуды, – на целых два или даже три часа они удрали, и дети не успели их остановить. Теперь они бродили возле станции метро, намереваясь просто погулять, держась за руки, и выпить пива – наедине, без телефонных звонков, без внезапных появлений ребенка с разбитой коленкой.

      В Александровском парке можно встретить немало таких супружеских пар. Здесь старичок со старушкой кушают мороженое, как делали почти пятьдесят лет назад. Изменилось мороженое, изменились даже пролетающие в воздухе птицы – прибавилось чаек и уток, – изменились и сами влюбленные, – но только не восхитительное чувство свободы и любовного свидания. Вот что осталось неизменным и передалось по наследству более молодым завсегдатаям.

      И почтенные супруги тянут темное пиво и болтают, как школьники, сидящие после уроков на заборе возле школы, и снисходительно посматривают на молодежь, проносящуюся по парку бесформенными стайками.

      Постепенно темнело. Осень дышала протяжно, и листья прилетали откуда-то из глубин парка, чтобы мазануть по ногам и прибиться к разноцветному кудрявому подолу, что вьется возле музыкального киоска. Бессвязная песенка булькает из динамика, и уже появился сумасшедший с невидимой гитарой.

      Он был оборван и чумаз, но не это обособляло его от остального человечества: маленькое, изжеванное лицо не оборачивалось навстречу той реальности, которую предлагала обычная жизнь; оно было вечно обращено к чему-то иному, чего прочие не видели.

      Широко расставив ноги и заранее исказившись в страдании творчества, он принимался бить кистью руки по струнам, которые могли бы располагаться у него на животе. И хотя струн никто не видел, это вовсе не означало, что их не существует.

      Он гримасничал и извивался всем телом, и плоская гитара сильно била его по плоскому животу. Он был из числа тех, кого процесс творчества искажает и обезображивает.

      Осень постепенно растворялась в портере и вместе с ним хмельно расходилась по жилам, превращая людей в своих агентов: у них делались осенние глаза, они вели осенние разговоры, и сумерки становились для них хрустальными, ломкими. Все сплеталось в прозрачном синеватом воздухе: голоса и разрозненные музыкальные ноты.

      Сумасшедший с невидимой гитарой принадлежал парку, мятый саксофонист был пришлым. Поэтому саксофонист мог стать опасным.

      Устав от пустой беготни за прохожими, он бросил инструмент в футляр, бешено огляделся по сторонам и снова увидел тех супругов, что так презрительно прошли мимо него. Негодующе двинув сытым ртом, он двинулся к ним.

      Муж встал.

      – Ну, – сказал он, сжав кулаки, – что тебе надо?

      Было очевидно, что он предвидел такой поворот событий и готовился заранее. Саксофонист произнес несколько бессвязных слов. Он захлебывался от злости.

      Конец ознакомительного фрагмента.

      Текст СКАЧАТЬ