Желание быть городом. Итальянский травелог эпохи Твиттера в шести частях и тридцати пяти городах. Дмитрий Бавильский
Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу Желание быть городом. Итальянский травелог эпохи Твиттера в шести частях и тридцати пяти городах - Дмитрий Бавильский страница 40

СКАЧАТЬ а то и вовсе путаным атрибуционным открытием искусствоведа Лионелло Вентури. Современные искусствоведы приписывают Фиоренцо ди Лоренцо около пяти десятков работ (большинство из них показывают в этой пинакотеке) самых разных стилей. Из-за чего его можно назначить и последним выплеском перуджийской готики, и причислить к многочисленным учителям Перуджино – Лоренцо оказывается важным звеном развития местной школы, выдающим плавную эволюцию очеловечивания стилевых поисков.

      В 10-м зале можно увидеть «Святое собеседование» Беноццо Гоццоли с нехарактерными для него отдельно стоящими фигурами (особенно это заметно на узкой пределле, состоящей из одной-единственной золотоносной директории, растянутой на весь нижний край иконы) – точно здесь главный декоратор-рассказчик Флоренции и ее окрестностей предчувствует один из основных приемов Перуджино, персонажи которого обычно зависают в светоносном бальзаме умбрийского ландшафта строго поодиночке.

      Из других великих имен хочется отметить роскошно готический полиптих Фра Беато Анджелико из 8-го зала.

      Для того чтобы перейти в другую эпоху, нужно спуститься по лестнице из парадных и просторных залов, оформленных как замковые покои (остатки росписей и лепного декора, аутентичные двери и окна) в сугубо музейное хранилище с натяжными потолками, фальшстенами, особым температурным и, главное, световым режимом, погружающим органы чувств в негу.

      Пик. Перуджино

      Если самым флорентийским умбрийцем, максимально близким к ренессансной проблемности, считать, как предлагает Виппер, энергичного и волевого Луку Синьорелли, то дальше всех, если идти по этой шкале, оказывается Перуджино, искавший не «правду», но «красоту», не «размышление», но «любование» – с помощью «чувства» и «воображения», а не «рациональных начал».

      Перуджино первым приходит в голову, когда мечтаешь о чистой спиритуальности итальянского искусства. Все обязательные его элементы, соединяясь в медоточивую схему, становятся эмблематичными: отдельно стоящие тела, выписанные с особенным тщанием, но и с обязательным сфумато, подхваченным им, видимо, в мастерской Верроккьо, где он учился вместе с Леонардо; «голубиный взгляд» запрокинутых голов, порхающие ангельские лица, окруженные крылышками, точно цветы лепестками; чистые цвета одеяний, свободно скользящих по фигуре; гладкие поверхности и прозрачные колеры, а также, разумеется, рассеянные умбрийские пейзажи. Дымчатые ландшафты, растворяющиеся в бесконечности и растворяющие в себе человека, как сахар, чтобы стать еще чуточку невесомее…

      В хрустальном омуте какая крутизна!

      За нас сиенские предстательствуют горы,

      И сумасшедших скал колючие соборы

      Повисли в воздухе, где шерсть и тишина.51

      У Перуджино, как и у Пьеро делла Франческа, главным героем оказывается загустение светоносной кубатуры, насыщенной взвесью той самой духовности, о которой так сильно скучают (и ищут СКАЧАТЬ

<p>51</p>

Здесь и далее – отрывки из стихотворения «В хрустальном омуте какая крутизна!» Осипа Мандельштама (сборник Tristia, 1919).