я прекрасно видит комнату – она выходит (или выходила) через балкон на знакомую улицу, просто перетекает (или перетекала) и вливается в уличное пространство и занимает (или занимала) его собой. А улица, в свою очередь, растворяется в квартире, присутствуя отблесками фонарей и уличными звуками и запахами; они – комната с улицей – словно смешались, образовав третье измерение, которое не принадлежит ни внешнему, ни внутреннему миру, а только тому, кто на него смотрел и смотрит, и этот кто-то – мое я. Это я видит на соседнем балконе голубятни; от неожиданности знакомого, но впервые увиденного столь близко предмета я цепенеет. В окне за голубятней оно видит стол и даже клеенку с утятами. В щель между шторами пробивается свет от лампы с перламутровым, в разноцветных стекляшках, абажуром. Свет освещает и полку для посуды, и кусок стены, крашенной в зеленый цвет, и воздуховод, и плетеные подстаканники, почему-то особенно врезавшиеся в память я. Там же, на этой записи, хранились руки, время от времени появлявшиеся между штор. Тонкие женские пальцы держат чашку, и пивная пена падает из чашки на пол. В следующем кадре я видит знакомый красный рюкзак, и тут же стекло звякает, а рама дребезжит и открывается. Из окна музыка. Теперь глухонемая девушка, с которой тот, кому недавно принадлежало я, танцевал танго, находится настолько близко, что ничего не стоит взять ее за руку, как тогда, в клубе, и, например, сжать холодные влажные пальцы. Но я знает, что это невозможно, ведь я может видеть, но не осязать. Вот, подцепив крючок, девушка поднимает створку. Из голубятни тут же вылетает и, подхваченное потоком уличного воздуха, кружится белое перышко. За первым свертком в голубятню отправляется еще несколько таких же целлофановых брикетов. Теперь девушка застегнула знакомый рюкзак, а руки исчезли. Штора вернулась на место, свет в комнате сразу погас. Я осталось одно. В том, что танго и голубятню смонтировала рука, сомнений у я нет и не было, даже номер мертвого человека и красный рюкзак были и есть звенья одной цепи. Но кто постановщик и в чем логика этих звеньев? Это можно узнать, позвонив художнику, тем более что они могли быть в эту минуту вместе в квартире за стенкой. Я уже как-будто слышало и самый этот звонок – его телефона, эту оглушительную трель за стеной; я уже представляло себе его удивленные глаза, и как он улыбается в трубку, слушает, а потом хлопает себя по ноге и идет к двери; как одновременно он и девушка выходят на лестничную клетку, хохоча над нелепым совпадением. Они, конечно, расскажут я невинную историю, скрытую за всем этим веселым приключением, и они – художник, его девушка и я – спустятся на террасу, чтобы отметить это дело. И я забудет и о ревности, и о всех своих страхах. Да, именно так. Все это я и собирается себе представить, но тут его внимание отвлекет запах сигаретного дыма. Слышно шорох, но обернуться? Нет, я не успевает. Удар настолько сильный, что оно сразу теряет сознание и исчезает из памяти.
3.
Цепь оказалась довольно длинной, и скоро мне удалось определить габариты помещения, где я очутился. Стена с кольцом шла в глубину метров на пять-семь,
СКАЧАТЬ
