Двенадцать повестей. Мария Французская

Чтение книги онлайн.

      Гижмар с тех самых пор не может кровь унять

      И странный приговор старается понять:

      Куда ему идти, в каком-таком краю

      Искать и обрести кудесницу свою?

      И отсылает он, всего в слезах, слугу:

      Иди, любезный друг. Я больше не могу.

      Я бодрствую во сне – такая точит боль,

      Как будто в рану мне все время сыплют соль.

      Скачи к моим родным – им сердце не солжет,

      Но объясни ты им, что рана смертно жжет…

      Слуга собрал добро, поплакал и исчез.

      Перевязав бедро, Гижмар уходит в лес.

      Хромая, будто зверь, он вышел по ручью

      На бережок теперь – и увидал ладью.

      Он смотрит все смелей: кораблик на воде.

      Таких-то кораблей он не видал нигде.

      Стоит себе один, и не видать других —

      Как будто из глубин он вынырнул морских.

      Эбеновая снасть, из шелка паруса —

      Готов отплыть, пропасть, взлететь под небеса.

      Наш раненый герой немало удивлен:

      За этою горой морей не помнит он!

      Не знал, что корабли заходят в этот порт.

      И вот уже с земли ступает он на борт.

      Чеканка и резьба, и жемчуга гряда…

      Ну, что ж, сама судьба вела его сюда.

      Упасть себе позволь, чтобы очнуться вновь!

      Он забывает боль, он вытирает кровь.

      Толкнут тебя тычком – в александрийский шелк

      Ты упадешь ничком, чтоб не завыть, как волк.

      …Кораблик побежал по морю, по волне.

      Там наш Гижмар лежал, так думается мне.

      Не виден капитан, не слышен экипаж,

      А вот корабль летит, как призрак, как мираж.

      Меняется все, захотелось и мне изменить свой стих.

      Кораблик причалил, как будто бы ветер внезапно стих.

      Страной этой правил давно уже, с незапамятных пор

      Тот, кто был и не муж своей госпоже, – пожилой сеньор.

      Что за любовь?! Нет горя смешнее, чем ревность мужей-стариков.

      Что-то вроде потери зубов, или даже нежнее,

      это их прорезывание рогов…

      Себя не желая признать уродом,

      Карауля ночи и дни,

      Он выстроил башню с единственным входом,

      Чтоб жена оттуда ни-ни.

      Лишь море гладило мраморный

      Башенный бок.

      Хотя ведь и с моря, если действовать грамотно,

      Кто-то подплыть бы мог.

      А в башне – унылой, серой —

      Часовню устроил муж.

      И ценною росписью – сцены с Венерой —

      Украсил ее к тому ж…

      Вот старый Овидий – он нам нужен самим,

      Мы любим читать на сон.

      А наша пленница им топит камин —

      Извини, дружище Назон.