Нашествие арабуру. Михаил Белозеров

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ ись в цукасано гэ[1]. А были и такие, которые точили пики и думали, что волны сильнее берега. Но всех-всех объединяло великое терпение Будды, который, как известно, был свободен от каких-либо привязанностей и пуст ото всяческих тварей, небесных, и поднебесных, и всех остальных – и еще Бог весть кого. Если разобраться, то вся эта история не стоила и рисовой шелухи, ибо Боги распорядились так и по-другому уже не могло быть, и надо было смириться или драться!

      Натабура и Афра брели за учителем Акинобу. Раскаленный воздух дрожал над дорогой, и там, где она заворачивала за горизонт, где должны были зеленеть поля, лишь голубели миражи озер. Язаки по привычке искал, чем бы поживиться – хотя бы ростком коняку, хотя бы свежей травинкой, и был безутешен. В этот раз из подозрительного клочка рисовой соломы, который он пнул, выкатился зеленый череп с ошметками кожи. Во все стороны брызнули толстые полевые мыши. Опешив, Язаки промедлил мгновение, зато Афра кинулся с места и скрылся в кустах, съедобные листья которых давно были ободраны жителями ближайшей деревни под названием Тамба. Натабура с укоризной посмотрел на друга.

      – Жрать хочу!.. – с вызовом пояснил Язаки, неотрывно наблюдая, как шевелятся кусты – Афра, рыча, косясь и давясь, пожирал мышей, давая Натабуре лишний повод преисполниться за него гордостью.

      Подошел рябой Баттусай и едва разлепил сухие губы:

      – Все хотят…

      Поднял вокруг себя облако горячей пыли с запахом горькой полыни и долго смотрел – на выцветшее небо, в котором плавали стервятники, и на мертвое поле, где в поисках зерен бродили две или три унылые тени крестьян. Так долго, что Натабура устал ждать продолжения его речей – ведь Баттусай наверняка что-то оставил про запас, не стремясь, как обычно, напрямую посмеяться над миром, но одновременно давая понять, что так оно было, есть и по-другому не будет.

      Но ничего не произошло – должно быть, Баттусай устал и ему было не до шуток.

      Всех страшно раздражала его привычка шаркать ногами по дороге, поэтому он двигался позади на приличном расстоянии, но себе не изменял и оставался сильным, бодрым и ловким, готовым к подвигам. А еще он умел становиться незаметным, словно тень. Как он это делал, никто понять не мог. Вот эти его качества мне больше всего и по душе, думал Натабура, словно он знает, чего хочет, и не расстраивается по пустякам. Подумаешь, голодуха! Мне даже нравится. Она придает мне силы! Он чувствовал, что и сам стал прежним – сухим и вертким, словно и не было двухгодичного сидения на озере Хиёйн, где он построил для Юки и дочери Мароя дом и окружил его зарослями вьющихся хризантем.

      – А я очень хочу, – капризно сказал Язаки, напомнив Натабуре прежние годы. – Я больше всех хочу! Я, может быть, умираю?! – он распахнул кимоно, демонстрируя все до единого выпирающего ребра и сухие складки кожи, висящие на животе, как у больной собаки, пытаясь по привычке разжалобить и выклянчить хоть рисинку, хотя бы веревочку от катэ-букуро[2], пахнущую тэрияка[3].

      – То-то я гляжу, твои пророчества не сбываются, – насмешливо заметил Натабура, понимая, что Язаки нельзя жалеть ни при каких обстоятельствах. Он не хотел, чтобы его друг, как всегда, предавался нытью до самого вечера. Следовало увести мысли Язаки в другую сторону.

      Если бы хитрый Язаки толком знал будущее – знал, что будет голодать, он ни за что не потащился бы в такую даль. Язаки не враг себе. Еще год назад он начал твердить о каких-то огнедышащих и пятипалых иканобори[4] и об этих самых – арабуру. Но сколько учитель Акинобу к нему ни приставал, ничего толком объяснить не мог. Мол, вижу знаки: огненных катана, летающих драконов и все такое, а растолковать не могу – ничего, кроме того, что приплывут иноземцы.

      – Какие иноземцы?

      – Не знаю!

      – Гунны, что ли? Так они уже один раз к нам приходили.

      – Может, и гунны, откуда я знаю! – отвечал Язаки сварливо.

      – А что еще?

      – Дерево срубят!

      – Какое дерево?

      – Понятия не имею, но все кончится хорошо!

      Эту фразу, которая быстро всем надоела, он повторял каждый день раз по двадцать – о «дереве» и о «хорошем конце». Ее в итоге запомнили и перестали реагировать. А они взяли и свалились, как снег на голову, и начали править, и запретили говорить на родном языке, объявив его тарабарским. А еще вырубили сакуру – символ Нихон, и убили императора Мангобэй совершено необычным способом, не говоря обо всех его родственниках и приближенных. Сбылось видение Язаки, который весьма печалился, что дерево народа уничтожили. Никто не СКАЧАТЬ