Название: Прогулки по Серебряному веку: Санкт-Петербург
Автор: Вячеслав Недошивин
Жанр: Путеводители
isbn: 978-5-17-054549-0, 978-5-271-25550-2
isbn:
Не буду томить тебя, читатель. О любви Ахматовой к Князеву скажет как раз осведомленный Сергей Судейкин. Скажет в Крыму, накануне эмиграции. В «Дневнике» новой жены его, Веры Шиллинг, который опубликован только в 2006 году, он на чей-то вопрос об Ахматовой вдруг заговорит о ее «любовных неудачах». Среди имен Блока, Зубова, Лурье назовет и имя Князева. Ошибка?
Вряд ли. Ведь с Блоком у Ахматовой и впрямь ничего не было. Имя графа Зубова, основателя Института истории искусств, Ахматова сама занесет в свой «донжуанский» список, когда начнет составлять его с Павлом Лукницким в Мраморном. А с Лурье, живя в Мраморном же, вновь сойдется, уйдя от Шилейко, о чем рассказ еще предстоит. Так что ее любовь к Князеву, по всей видимости, правда. Хотя она, повторяю, всю жизнь будет как бы затушевывать эту «любовь», ссылаться на «похожие» истории. Например, на самоубийство (за два года до Князева) ее поклонника Линдеберга, вольноопределяющегося артиллерийской батареи. «Всеволод (Князев) был не первым убитым и никогда моим любовником не был, – напишет в комментариях к поэме, – но его самоубийство было так похоже на другую катастрофу, что они навсегда слились для меня». Странно, не так ли? Ведь если Линдеберг любил ее, а она – Князева, который ее отверг, то в чем же похожесть? Только в том, что оба застрелились? И какая тогда из двух «катастроф», простите за цинизм, стала для нее катастрофичней? Не потому ли она все чаще станет говорить и о своем желании смерти? «Заживо разлагаюсь, -смеялась в Мраморном дворце, – пора на Смоленское». И даже скажет: «Так хочется умереть!.. Когда подумаю об этом, такой веселой делаюсь!..»[23] СКАЧАТЬ
22
Судейкина была старше Ахматовой на четыре года. Родилась в Петербурге, дед был крепостным крестьянином Ярославской губернии, отец служил в Горном институте. Кстати, звала себя «неблагородной девицей», ибо, как и Ахматова, училась в Смольном институте благородных девиц, но на отделении, специально открытом для учениц из мещанской среды. В семнадцать лет поступила в Императорское театральное училище. С 1905 г. – в труппе Александринского театра, с 1906 г. -в драмтеатре В.Комиссаржевской. Здесь встречает С.Судейкина, художника. Влюбляется в него так, что, провожая его в Москву, «забыв» о спектакле вечером, вскакивает в его отходящий поезд. Когда вернулась в Петербург, Комиссаржевская уволила ее. После этого она окажется в Малом театре А. Суворина, где с 1909 по 1913 г. сыграет с десяток ролей.
Став в 1907 г. женой С.Судейкина, она уже через год услышит: он не любит ее и обманывает ее «даже с девушками легкого поведения». Но разъедутся они к 1915 г. «Со слов Ю.Юркуна и М.Доли-нова… у четы Судейкиных были дикие скандалы, – пишет О.Арбенина. – Будто бы… Судейкин из ревности обмотал вокруг руки длинную косу Ольги и вышвырнул ее за порог на улицу. Будто бы в другой раз Ольга (из ревности) вскочила на подножку извозчика и зонтиком набила Сергея и его даму!..»
Впрочем, О.Судейкина станет великолепным художником и скульптором, ее куклы и статуэтки хранятся ныне в музеях России, Франции, Бельгии. В 1924 г. она эмигрировала. А в январе 1945 г. в парижской больнице умерла от чахотки. Художник Н.Милиотти, бывший когда-то свидетелем на ее свадьбе с С.Судейкиным и видевший ее после смерти, напишет: «Не могу отделаться от ужаса воспоминаний того крохотного, точно из темного воска личика с какими-то растрепанными, мертвыми, как у плохой куклы, волосами…»
Когда-то, еще до отъезда в эмиграцию, Судейкина сказала вдруг Ахматовой: «Вот увидишь, Аня, когда я умру, от силы четырнадцать человек пойдут за гробом…» Это невероятно, но на кладбище проводить ее придут как раз четырнадцать друзей ее. А в расходах на памятник примут участие С.Судейкин и А.Лурье – два бывших мужа ее, два эмигранта.
23
Эти слова о желании смерти она будет произносить и позже. Н.Мандельштам вспоминала, как Ахматова однажды сказала об этом литературоведу и общему другу их Н.Харджиеву. «А ему, – пишет Н.Мандельштам, – надоело это слушать, и он вдруг как-то сказал: “Бросьте, Анна Андреевна, вы очень любите жизнь, вот поверьте мне, вы до старости доживете и всегда будете прыгать…”» Она вдруг замолчала, пишет Мандельштам, и очень внимательно на него посмотрела. «Ведь мы же знали, – заканчивает Н.Мандельштам, – ее неслыханную, необъяснимую, неистовую жажду жизни… Она впивалась в жизнь, она когтила жизнь, каждый глоток воздуха был для нее не просто вдохом, а каплей жизни, впитанной… и истраченной с диким вожделением…»