OUTSIDE. Исаак Ландауэр

Чтение книги онлайн.

      Одиночество никогда не пугало Диму, более того – оно ему нравилось, но то было одиночество добровольное, когда в любой момент, выйдя на улицу, окажешься в водовороте чужих событий, поморщишься недовольно и снова вернёшься под защиту любимых стен. Он полагал себя отчасти социопатом и втайне этим даже гордился – ровно до того момента, когда ненавистное общество, наконец, не оставило его совершенно. И тут обнаружилось, что именно возможность всякую минуту нарушить затворничество и составляло главную ценность последнего. Сто семьдесят ступеней подъезда не чета десяти годам заключения, к тому же в том мире имелся ещё и лифт – удачное изобретение для самых нетерпеливых.

      Аккуратно, разве только самую малость брезгливо, как учёный лабораторную мышь из клетки, достал он из памяти рецепт не вполне, как он и без того догадывался, вменяемого Асата и приступил к странноватой операции. Сотворить из убожества вроде Максюши не то, что прекрасное – хотя бы не отвратительное, оказалось совсем непросто. Прежде всего, мешала его осенённая знанием харя, столь бескомпромиссно светившаяся во время их последней встречи, да и остальная фактура вряд ли могла похвастаться чем-либо выразительным. Поэтому он начал с того, что не помнил, а, может, никогда и не видел – кто станет обращать на такое внимание.

      Эти длинные тонкие пальцы могли служить орудием труда талантливого пианиста, столько изящества и силы было скрыто в них. Такие руки должны вдохновлять – если не их владельца, то поклонника: творчества, претензии на оное или просто красоты отдельно взятого человеческого создания. Они были настолько совершенны, что, казалось, можно было влюбиться уже только в них, ещё даже не подняв глаза выше. Вместо этого взять эту ладонь в свою, поднести ближе и медленно, желая прочувствовать её каждой клеткой, приложить к своему типичному, с отпечатком обыденности лицу. Но только не тыльной стороной, разыгрывая сцену дешёвого романа, все эти линии судьбы и прочие чёрточки – лишь жалкая пародия на едва просвечивающие вены, несущие кровь прекрасному божьему изваянию. Если дотронуться до их поверхности, чувствуешь едва уловимый пульс несущейся по ним жизни – и тогда ужас сковывает при мысли, что эта красота жива. Она не пейзаж, безразличный к наблюдателю, не мраморная статуя, достаточно нетребовательная к поклоннику, чтобы позволить тысячам восторженных пигмалионов в неё влюбиться, и даже не икона, обезличенная уже тем, что отображает лик явно нездешний, а, значит, всё одно недоступный. Она жива. А потому требует восхищения или лучше сразу поклонения; ждёт силы – готовой, но не способной покорить. И, тем не менее, заставляющей её покориться. Сделаться послушным орудием счастья в грубых, непременно мужских руках. Так Митя понял, что Яффе была женщиной. Точнее – девушкой, юной и прекрасной, как и следует быть носительнице лучшего имени. Тёзка Елена смотрелась бы рядом с ней чопорной взбалмошной бабой, так естественна была Яффе в своей роли воплощения красоты.

      Ему СКАЧАТЬ