Так, может быть, размышлял почти уже протрезвевший Михаил, неожиданно оказавшийся в компании золотого мальчика и самовлюблённой девки, которые ещё недавно казались ему почти занимательными собеседниками. Сказывалась преждевременная трезвость, а вместе с ней и далёкий, но очевидный отголосок наступающего похмелья, который грозил развиться в настоящую тоску, но не ту желанную пьяную депрессию с одинокими бессильными слезами, чоканьем с зеркалом и непременной эйфорией яркого как вспышка неожиданного осознания собственного ничтожества, которое так приятно размазывать, а в обычную бестолковую и совершенно ненужную грусть с погасшим настроением и неясными перспективами. Чтобы спасти ситуацию, требовались действия решительные, без оглядки на условность приличий и нелепость последствий.
– Концерт начнётся минут через двадцать, – прозвучал смертным приговором где-то в стороне Сергея голос официанта, и Михаил, понимая, что не сможет вынести ожидаемых бардов, песенников, джазменов или кого бы то ни было, решил, как он сам выражался, промотать плёнку, а потому резко, как приказ, даже не глядя в сторону официанта, но тем не менее, ощущая его рядом, произнёс:
– Бутылку Jameson, пожалуйста. И лёд, – прибавил он малодушно, пытаясь, как ему казалось, придать оттенок лёгкого благородства тому, что на самом деле собирался проделать. Официант посмотрел на Сергея, но, не увидев в его взгляде порицания или хотя бы комментария, пошёл, как опять же любил про себя выражаться Михаил, «исполнять предначертанное». Вообще вся троица продолжала сидеть СКАЧАТЬ