Постепенно улыбка сошла с его губ. Гудки – и ничего больше. Может, в конце концов она решила пойти на работу. Перед мысленным взором Ларри возникло ее покрасневшее от температуры лицо, он вспомнил, как она кашляла, и чихала, и нервно говорила: «Дерьмо!» – в носовой платок. Нет, вряд ли мать в таком виде вышла из дома. Откровенно говоря, он думал, что ей не хватит сил куда-то пойти.
Ларри повесил трубку и машинально достал упавший четвертак из окошечка возврата монет. Он отошел от телефона-автомата, позвякивая мелочью в руке. Заметив такси, вскинул руку. Когда машина тронулась с места, вливаясь в транспортный поток, зарядил мелкий дождь.
Дверь была заперта, и, постучав два или три раза, Ларри убедил себя, что квартира пуста. Он стучал достаточно громко, чтобы этажом выше кто-то стукнул в ответ, будто рассердившийся призрак. Он понимал, что должен войти и убедиться в правильности своего предположения, но ключ с собой не захватил. Уже повернулся, чтобы спуститься вниз, к квартире мистера Фримана, когда услышал за дверью тихий стон.
Хотя дверь квартиры запиралась на три замка, мать никогда не задействовала все сразу, несмотря на свой маниакальный страх перед пуэрториканцами. Ларри сильно толкнул дверь плечом, и она задребезжала в коробке. Второго толчка замок не выдержал. Дверь распахнулась, стукнувшись о стену.
– Мама?
Стон повторился.
В квартире царил полумрак. День внезапно потемнел, слышались раскаты грома, звук дождя усилился. Окно в гостиной было наполовину открыто. Белая занавеска то взлетала над столом, то вырывалась на улицу. На полу образовалась небольшая блестящая лужица.
– Мама, ты где?
Еще один стон, погромче. Он прошел на кухню. Раздался очередной раскат грома. Ларри чуть не споткнулся о тело матери. Она лежала на полу, наполовину в коридоре, наполовину в спальне.
– Мама! Господи, мама!
Она попыталась перевернуться на голос, но двигалась только ее голова. Развернулась на подбородке, улеглась на левую щеку. Элис тяжело дышала, у нее клокотало в горле. Однако больше всего – Ларри помнил это до конца своих дней – его напугал ее правый глаз, покатившийся вверх, чтобы взглянуть на сына, словно глаз борова на бойне. Лицо матери пылало от жара.
– Ларри?
– Я сейчас положу тебя на кровать, мама.
Он наклонился, яростно сжал колени, чтобы подавить начинавшуюся в них дрожь, и поднял ее на руки. Халат распахнулся, открыв полинявшую от стирок ночную рубашку и белые, цвета рыбьего брюха, ноги, испещренные раздутыми варикозными венами. Она вся горела. Ларри перепугался. С такой температурой не живут. Мозги поджариваются прямо в голове.
Словно подтверждая его мысль, она ворчливо произнесла:
СКАЧАТЬ