«Помещичья правда». Дворянство Левобережной Украины и крестьянский вопрос в конце XVIII—первой половине XIХ века. Татьяна Литвинова
Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу «Помещичья правда». Дворянство Левобережной Украины и крестьянский вопрос в конце XVIII—первой половине XIХ века - Татьяна Литвинова страница 6

СКАЧАТЬ отказывая дворянству в его «правде», ее понять. Понять, о чем думали, понять социальное, экономическое поведение, мотивации, жизненные стратегии дворянства, взгляды на ключевые вопросы общественной жизни, понять особенности социальной идентификации. Но, увлекаясь, как и каждый исследователь, своим объектом, я вместе с тем осознавала, что стремление услышать «правду» не означает желания оправдать. Определяя свои задачи, я не могла полностью предвидеть, к каким приду результатам, и к тому же понимала, что читатель все равно может разрушить авторские намерения30 и в конце концов сделает собственные выводы, которые, возможно, будут вполне соответствовать историографической традиции. Кроме того, осознаю, что «помещичья правда», как и правда любого сословия, группы является понятием объемным, сложным, хотя бы потому, что мое левобережное дворянство – это сотни людей разного достатка, возраста, образования, образа жизни и, соответственно, способа мышления. Исследовать эту «правду» гораздо сложнее, чем взгляды известного деятеля, написавшего множество текстов, оставившего кипы бумаг, которые затем отложились в личном фонде какого-либо архивохранилища. Ее изучение требует особенно кропотливой работы с источниками и персонологической эвристики. Но – несмотря на целый ряд научных и ненаучных проблем, с которыми я столкнулась, ощущая ответственность за избранную тему, – хочу отметить и положительные моменты, стимулы, подталкивавшие к действию.

      Конечно, это наше время. Непростое время социального перелома, трудно переживаемого, но создающего прекрасные возможности для историка31. Наши реалии – динамичное расслоение общества, перераспределение собственности, экономические неурядицы, появление новой элиты, политические баталии, состязания за привилегии и борьба против них – позволяют лучше понять подобные моменты в прошлом, четче услышать разные голоса, разные «правды». Поэтому случалось, что именно бурное настоящее наводило на определенные размышления, определяло постановку вопросов к источникам, направляло к какому-то ракурсу в исследовании. Осмелюсь сказать также о личностно-субъективном. Работая на даче и пытаясь в шутку вжиться в роль мелкопоместной дворянки, я лучше понимала, как непросто быть настоящим помещиком. Когда, уезжая в очередную киевскую, черниговскую, полтавскую или петербургскую командировку, я думала: «Как же там мои цветочки, не завяли без дождя, не заросли сорняками?», то сильнее начинала ощущать помещичьи проблемы, заботы человека, ответственного не за пять соток, а за сотни, а то и тысячи десятин земли и к тому же еще и за своих крестьян, уплату налогов, выполнение рекрутской повинности, за порядок в имениях и за множество других вещей. Думаю, мой «сельскохозяйственный опыт» был нелишним при создании этого текста.

      И еще один момент. Несмотря на невозможность найти ответы на ряд конкретных вопросов относительно нашей истории конца XVIII – первой половины XIX века в научной литературе, все же в ходе изучения СКАЧАТЬ

<p>30</p>

С точки зрения гуманитариев-антиобъективистов, читатель, знакомясь с авторским текстом, создает свой, со-авторский текст (см.: Барт Р. От произведения к тексту // Барт Р. Избранные работы: Семиотика: Поэтика. М., 1989. С. 417–418; Зверева Г. И. Реальность и исторический нарратив: проблемы саморефлексии новой интеллектуальной истории // Одиссей. 1996. С. 13; Эко У. Роль читателя. Исследования по семиотике текста. СПб., 2005). Соглашаясь с этим, думаю, каждый автор хотел бы максимального сближения этих двух текстов.

<p>31</p>

Невольно вспоминается мысль Марка Блока о том божестве-защитнике для историков, имя которому Катастрофа, о менее благоприятной «мирной глади социальной жизни», вспоминаются слова, сказанные относительно источниковых возможностей исторических исследований: «Зачастую хороший катаклизм куда лучше помогает нашему делу» (см.: Блок М. Апология истории, или Ремесло историка. М., 1986. С. 42–44). Правда, приблизительно за пятьдесят лет до этого что-то подобное было записано В. О. Ключевским: «Бедствия гораздо больше, чем книги и лекции, обучили людей истории» (см.: Ключевский В. О. Обзор историографии с царствования И[оанна] Грозного. Историография Смутного времени // Ключевский В. О. Сочинения: В 9 т. М., 1989. Т. 7. С. 156). А в 1921 году Р. Ю. Виппер, впоследствии известный советский академик, написал: «Бывают эпохи, когда хочется сказать как раз обратное: не история учит понимать и строить жизнь, а жизнь учит толковать историю. Такую эпоху мы сейчас переживаем. <…> История из наставницы стала ученицей жизни» (см.: Виппер Р. Ю. Кризис исторической науки // Бердинских В. А. Ремесло историка в России. М., 2009. С. 44).