«Помещичья правда». Дворянство Левобережной Украины и крестьянский вопрос в конце XVIII—первой половине XIХ века. Татьяна Литвинова
Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу «Помещичья правда». Дворянство Левобережной Украины и крестьянский вопрос в конце XVIII—первой половине XIХ века - Татьяна Литвинова страница 38

СКАЧАТЬ народ, сумел ввести в заблуждение целое поколение передовых литераторов, видевших в нем своего рода моральный эталон»274.

      На страницах «Великой реформы» подобную оценку Карамзину, во взглядах которого «в конечном итоге отлились идеалы крепостнической части общества», дал М. В. Довнар-Запольский: «…сентиментальная идиллия в теории, в литературных произведениях и жестокая действительность на практике в связи с настойчивой защитой сохранения этого института (крепостного права. – Т. Л.)»275. Такие историографические метаморфозы произошли не только с Карамзиным.

      Если же сравнить провозглашенные в предисловии к «Великой реформе» (в качестве еще не решенных) задачи и «программу» Межова, можно увидеть, что постановка проблемы во всей «прижизненной» полноте в юбилейном издании не просматривается, хотя ряд содержательных черт предыдущего образа крестьянского вопроса и сохранился. Кажется, сам Межов своим выделением «собственно крестьянского вопроса» фактически направил дальнейшие исследования в определенное русло – к обсуждению проблемы ликвидации крепостного права. Отношения к крестьянскому вопросу в широком и узком смысле как к целостности, несмотря на его достаточно сложную и дифференцированную структуру, в дальнейшем не наблюдается. Он как будто распался на отдельные составляющие, каждая из которых будет включаться в различные проблемно-тематические контексты.

      Исчезла и характерная для «прижизненного» периода дискуссионность276, появилось определенное единообразие в оценках крепостного права, результатов Крестьянской реформы, действий правительства, роли представителей различных идейных платформ. Если в «прижизненной» фазе сосуществовали и критика, и апологетика крепостного права, на страницах печатных изданий высказывались как те, кто выбирал темные краски, так и сторонники ярких цветов, то «Великая реформа» уже «отказывала» не только апологетам, но и тем, кто пытался посмотреть на дореформенный период как на вполне нормальное время с точки зрения экономического развития общества. Например, П. Б. Струве, акцентировавший экономическую состоятельность крепостнической системы до реформы 1861 года включительно, хотя и упоминался во вступительной статье к первому тому, но с критическими замечаниями, пока не слишком жесткими, за создание не совсем точной картины хозяйства России XIX века277.

      Итак, как видим, «нормальности» дореформенной эпохи уже забылись, «эксцентричности» же закрепились, и признаки сна, о котором говорил Ключевский, превратившись в новый канон, почти полностью переходили в следующий собственно историографический период. В связи с этим не удержусь от одного замечания. Сегодня историки считают хорошим тоном размахивать антисоветской историографической дубинкой, часто забывая, что советская историография во многом оказалась весьма чувствительна СКАЧАТЬ

<p>274</p>

Лотман Ю. М. «О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях» Карамзина – памятник русской публицистики начала XIX века // Лотман Ю. М. Карамзин. СПб., 1997. С. 589.

<p>275</p>

Довнар-Запольский М. В. Крепостники в первой четверти XIX в. С. 149.

<p>276</p>

В «Великой реформе» был представлен, как заметила М. В. Нечкина, «пестрый авторский состав – от историков официального „охранительного“ течения до кадетов и народников» (Нечкина М. В. Революционная ситуация в России в исходе 50‐х – начале 60‐х годов XIX в. С. 344). Впрочем, этим, конечно, не исчерпывался весь идейный спектр тогдашней общественной мысли. В связи с празднованием юбилея развернулись довольно активные дебаты, в том числе и по поводу значения реформы, причем единодушия не было и в оценке ее разработки, внедрения и последствий. Вероятно, идейные ориентации историков, а также ожесточенная полемика на страницах различных периодических изданий отразились и на научной продукции того времени, однако трудно определить, насколько напрямую. В частности, хорошо известно, что в это время уже сформировалась ленинская концепция социально-экономического развития России, реформы 1861 года, представленная и в ряде публицистических статей, в том числе и юбилейных, где слово «освобождение» бралось в кавычки, а крестьянский вопрос начинал играть роль важного фактора революционной борьбы. К сожалению, несмотря на чрезвычайное внимание советской историографии к творчеству Ленина, анализ его наследия и влияния последнего на историографическую ситуацию не может сейчас полностью нас удовлетворять. Но, доверяя Нечкиной, стоит вспомнить, что ленинская концепция, знаменовавшая оформление в России «лагеря революционного марксизма», не отразилась даже на работах М. Н. Покровского 1910–1912 годов, на трактовке им эпохи реформ, хотя и была хорошо знакома историку (см.: Там же. С. 345, 347–348). В работе «Крестьянская реформа» Михаил Николаевич «полностью оказался во власти либеральной традиции» (Она же. Реформа 1861 г. как побочный продукт революционной борьбы (К методологии изучения реформы) // Нечкина М. В. Встреча двух поколений (Из истории русского революционного движения конца 50‐х – начала 60‐х годов XIX века). Сборник статей. М., 1980. С. 398). Усвоение ленинской концепции началось, и то очень слабо, только после постановления партии и правительства 1934 года, которые указывали на ошибки Покровского и его школы (Она же. Революционная ситуация в России в исходе 50‐х – начале 60‐х годов XIX в. С. 351). Насколько органично вписывались положения Ленина в работы украинских советских историков, показал В. Г. Сарбей – на примере концепта «революционной ситуации», о чем подробнее будет сказано ниже.

<p>277</p>

Дживелегов А. К., Мельгунов С. П., Пичета В. И. От редакции // Великая реформа. Т. 1. С. IХ.