Тринадцать тысяч дней без солнца. Ирина Малаховская-Пен

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ меня чужой человек», Круто звучит, правда? Хотел – расхотел – перехотел. Всё так просто. Я после того разговора шла по улице, и орала, как сумасшедшая. Не помню, какие фразы вылетали из меня по поводу состоявшегося разговора, но что-то я кричала. Не просто «А-А-А-А-А-А…». Зато помню острое, жгучее ощущение боли, которое застряло под рёбрами, и не хотело выходить из меня, как я не пыталась его вытолкнуть вместе с криками. Сейчас я уже спокойна. На моём поле он не единственный, кто не понимает, что общаться надо, пока мы живы. Я и сама – чего греха таить – иногда веду себя примерно также. Рву узы, связи, прекращаю общение. И ведь знаю, что потом скорее всего буду сожалеть. Проходила это уже много раз. Но не с отцом, не с детьми. Вот тут мне непонятно. Позвони он мне сейчас, скажи: «приезжай, я хочу тебя видеть» – я бы всё бросила и полетела. Я готова обрести отца. А он – не готов. А был ли готов он к тому, что у него будет дочь, есть дочь, хоть когда-то? Сомневаюсь. Говорит: хотел. А я не верю. Никто меня не хотел. Никто меня тут не ждал.

      Итак, я пришла в этот мир никем не ожидаемая. У меня не было традиционной семьи: мамы, покупающей милые глупости для будущего малыша вроде пинеток. Папы, который гладит маму по большому животу и слушает, как пинается наследник. Большого живота не было тоже. Удивительная история, которая случилась в 1972м году, и которую я узнала в 1990м. Работала я тогда старшим лаборантом в одном сельскохозяйственном научном институте. А училась в учебном сельскохозяйственном институте. Моя мама всегда была озабочена тем, чтобы я обязательно получила высшее образование. Жаль, что её уже нет. Мам, я учусь. Не в сраном сельхозе Омска. А в Москве, во ВГИКе. Думаю, ты знала, что это за институт. Пока была жива.

      А вы, дорогие друзья, знаете, что делали в научном сельхоз. институте в 1990м году? Все, от уборщицы до зав кафедрой. А я вам вот сейчас возьму и расскажу. Все сотрудники кафедры в осенне-зимне-весеннее время с 8 утра и до 17 вечера, минус обеденный час, брали со стола слева пакетик с зернами пшеницы, на котором было написано число, ну, допустим, 20. Высыпали зерна на картонную тарелочку, пересчитывали, высыпали обратно в бумажный пакетик и откладывали на стол справа. Надпись на пакете либо не менялась, либо, если зерен было не двадцать, а на одно больше или меньше – на пакетике зачеркивалось число и писалось новое. И вот так каждый день, целый день, пять дней в неделю. Когда было лето – все сотрудники ползали по полям с какой-то, безусловно, высшей целью. Какой конкретно – я уже не помню. Возможно, они считали колоски, например. За месяц работы в этом институте я получала в то время сто тридцать рублей ноль копеек. Поверьте, в СССР это было не так уж мало. Люди и по 80 р получали. И по 75, кажется. Но никогда я себя не чувствовала такой бесполезной, как в тот год. Неудивительно, что всему в этой стране рано или поздно наступает пизда, не правда ли?

      Зато это научный институт пригодился мне информационно. В отделе кадров, когда я пришла оформляться, услышали мою редкую фамилию и налетели на меня общительные милые СКАЧАТЬ