Катастрофа. Бунин. Роковые годы. Валентин Лавров

Чтение книги онлайн.

      – Вряд ли! – уверенно возразил Телешов. – Весь Московский гарнизон остался верен присяге. Создан «Комитет общественной безопасности». Наши укрепились в Кремле, телефонная станция тоже в наших руках.

      – В Кремле ведь весь арсенал был?

      – Он там и остался! В этом наша сила. Мятежники почти безоружны.

      – Я вчера встретил на Зубовском бульваре генерала Потоцкого. Он сказал, что в руках большевиков тяжелая артиллерия.

      Телешов ахнул:

      – Не будут же они из пушек палить по кремлевским святыням! Русский человек не может опуститься до такой низости. А я к тебе с приглашением. Приезжай к нам с Верой Николаевной.

      – Пожалуй, приеду! – охотно согласился Бунин. – Особенно если чаем напоишь. Сахар еще есть?

      – Не только чаем, обедом накормлю. Таким, как в мирное время. К обеду и приезжайте, к шести часам.

      Славный уют телешовской квартиры с ее старинным убранством, мягкий свет керосиновой лампы-«линейки» (электроэнергию опять отключили), тишина в доме и за окном (с наступлением темноты перестрелка закончилась) – все это миром сошло на истерзанную душу.

      Елена Андреевна, супруга Телешова, сервировала стол. Приборы, как и положено солидному купеческому дому, были серебряными. Кухарка Саша, крепкая деревенская девка, светившаяся каким-то особым расположением к людям, готовностью служить всякому, с кем сводит судьба, ловко помогала хозяйке.

      Их сын – Андрей Николаевич, семнадцатилетний студент с тщательным пробором и в лакированных штиблетах – утонул в глубоком мягком кресле, щипал струны гитары и потихоньку, но с чувством напевал:

      Вера поинтересовалась:

      – Леночка, какие нынче в Москве цены на базаре?

      – Три шкуры дерут! За фунт мерзлой баранины просят синенькую.

      (Заметим, что исконные москвичи почти никогда не называли денежную цифру. У бумажки каждого достоинства было свое прозвище: один рубль – целковый, целковик; три рубля – зелененькая; пятерка – синенькая; десять рублей – червонец, красненькая; сто рублей – катюша, по портрету Екатерины II, на ассигнации изображенной, и т. д.)

      Вера, несколько отставшая от московского быта, охнула:

      – Чистый разбой! Давно ли за крупную молочную телятину по двугривенному давали!

      Елена Андреевна вздохнула:

      – За пуд севрюги красненькую платили…

      В разговор влезла Саша, умевшая в лавках так бойко торговаться, что едва ли не за половину назначенной цены брала, особенно если продавец был молодым:

      – А для чего, барыня, вы повадились на Трубный рынок ездить? Там завсегда лишнего берут. Надо на Немецкий или Леснорядский. Хоть и дальше, зато много дешевле.

      В другом углу гостиной Бунин горячо доказывал Николаю Дмитриевичу:

      – Почему СКАЧАТЬ