Доски из коровника. Александр Горохов

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ шла домой. Кормила кошек и ложилась спать. Мать говорила, что Симентовская дружила с самим Бруно Ясенским. Кто это такой, я тогда не знал. Зачем мать меня к ней водила? Наверное, чтобы я слушал их разговоры и умнел. Может быть, чтобы запомнил живую писательницу? Мать подметала пол у Симентовской, вытирала пыль с книг. Готовила борщ из принесенных продуктов. Симентовская сидела около нее. Курила папиросу за папиросой и рассказывала. О чем?

      Один раз она спросила меня, чем мы занимаемся в детском саду. Я рассказал, что сегодня воспитательница построила нас и занималась арифметикой. Она спрашивала, сколько будет три плюс четыре. Тех, кто отвечал правильно, отпускала гулять, а кто не отвечал, ставила в конец шеренги и потом снова спрашивала.

      – А ты как?

      – Я не ходил гулять.

      – Почему, не знал, что ли, что будет семь?

      – Знал. Я слышал, как другие говорили «семь» и их отпускали.

      – Ну и?

      – Я не мог сказать. Я же не сам додумался.

      – Понятно. Уж и не знаю, похвалить тебя или нет, ― она почесала затылок и добавила, ― все же ты скорее, молодец.

      Тогда она единственный раз прижала меня к себе, погладила по голове и поцеловала. От ее кофты пахло куревом, чернилами и книжками.

      Зимой мать заболела и долго не ходила к писательнице. А потом прошел слух, что Симентовская умерла. Умерла тихо. Никто про это не знал, и когда спохватились, выломали дверь, она лежала на полу с лицом обглоданным любимыми кошками.

      Нашли адрес сына. Он приехал. Конечно, на похороны опоздал. Книжки отдал в библиотеку, оставив себе только связочку. Он заходил в каждый дом на улице. Приносил конфеты и магазинное печенье, чтобы помянуть. Худой, длинный, похожий на мать, с таким же голосом, курил те же папиросы «Беломор».

      Мне тогда было лет шесть.

      С лицом, обглоданным… Наверное, как у того зэка.

      Почему всегда, о чем бы ни думал, в конце концов, вспоминаю тот день. Беглого страшного зэка. Ведь было два броска и два ножа. Значит, моей вины в его смерти только половина. Если бы не попал, то он нас убил бы. Да и вообще убил его не я, а мой нож. Я нож в руке не держал, когда он воткнулся в глаз зэку. Тысячу раз убеждал себя в этом. Когда нож летел, он уже не был в моей руке. Зэк сам на него наткнулся, уворачиваясь от Борькиного ножа.

      Так можно договориться, что нож был неподвижным, когда летел. Как у Зенона Элейского. В парадоксах или как там говорили – в апориях. Точно, парадоксы это апории.

      «Летящая стрела неподвижна». Надо же додуматься: в каждый момент стрела находится в какой-то точке, а значит неподвижна. И сумма этих неподвижных точек, есть неподвижность.

      А что у него еще было? Кажется, всего было четыре. «Быстроногий Ахиллес ни когда не догонит медленную черепаху» ― помню. Второй называется Дихотомия: «сколько не иди, никогда не дойдешь до самого близкого». Третий, про стрелу, уже был. А последний. Какой был последний? Последний ― «Стадий».

      8:00. Пора на работу.

      Хорошо, СКАЧАТЬ